Царское Село как населенный пункт начиналось с дворцовой слободы, где жили придворные служители: истопники, садовники, повара. Двора уж нет, но музей-заповедник остается градообразующим предприятием: здесь работают более семисот человек. Остальные пушкинцы, кто не занят в сфере обслуживания и в Сельскохозяйственном университете, ездят на работу в Петербург. Вот почему транспортные пробки образуются лишь на подъездах к городу, но не в нем самом, несмотря на то что улицы в центре сохранили ширину проездов XIX века.
Мандельштамовское определение Царского Села до сих пор актуально. Парков — пять, казарм — еще больше, чем до революции, дворцов — пруд пруди: императорские, великокняжеские, дворцы знати. Надо только добавить: «бывшие дворцы». Потому как, потеряв своих владельцев, они изменили и функцию.
Дворец князя Бориса Владимировича занимает Институт растениеводства, в запасном Владимирском — Дворец бракосочетаний, во дворце Палей — Военно-инженерный институт, императорский Александровский военные только в позапрошлом году передали музею. Процент людей в погонах на улицах Пушкина выше, чем в Петербурге, а по концентрации разноязыких туристов, спешащих к дворцам и паркам, с Царским Селом может соперничать лишь Петродворец.
Офицеры лейб-гвардии Преображенского полка на параде полка. 1902 год
|
|
Евгений Лансере. Елизавета Петровна в Царском Селе. 1905 год
«Пушкин — большая деревня», — часто говорят местные, имея в виду, наверное, что все всех знают, люди подолгу беседуют на улицах со встреченными знакомыми, отсутствие толпы и суеты повышает доброжелательность. Но все-таки Пушкин — город. Изначально спланированный и удивительным образом сохраняющий свою историческую городскую застройку. В центре — большая Соборная площадь, торговые ряды — Гостиный двор, присутственные места — музей, гимназии, полиция, пожарные. Вокруг — кварталы обывателей, где до сих пор преобладают особняки, а не дома. И еще Пушкин по-настоящему город-сад. Легко также заметить, что в Пушкине соблюдается высотный регламент. Дома выше пяти этажей в центре редкость. Разностильные громады, как в новостройках Петербурга, невозможны даже в новых районах. По этому в панораме города, как в XIX веке, доминирует огромный Екатерининский собор. Снесенный в 1939-м и вновь воссозданный на прежнем месте, он словно утверждает приоритет прошлого. Не зря и всем центральным улицам вернули старые названия. А. П.
В Пушкине течет размеренная жизнь маленького города. Но этот город сохраняет шарм бывшей царской резиденции
|
|
|
|
|
 |
Местный
Полина Ромахина
художник — о пушкинском образе жизни
|
то вырос в Пушкине, непременно хочет сюда вернуться — в память о счастливом детстве, проведенном в парках, садах и зеленых двориках. Правда, тогда их еще не перегораживали заборами владельцы новых мелкобуржуазных особняков, примиряющих тоску по Версалю и шик дешевых турецких отелей. И территорию благоустраивали раньше не так тщательно: жасмин не вырубали, футбольные поля не асфальтировали, не меняли деревянные скамейки на металлические, на которых холодно зимой и жарко летом. Мой любимый дом в Пушкине — особнячок 1909 года по Магазейной улице, 40, как пишут в путеводителях, «в стиле модерн с элементами готики». Что важнее, с сельским флером. В 1991-м там открыли «Царскосельскую коллекцию» — небольшой музей русской живописи XX века (Арефьев, Васми, Устюгов, Шагин). Параллельно организовали детскую художественную школу, существующую и поныне. Ее я благодарю за радость выдавливать густой цвет из тугого тюбика, вдыхать сладкий запах красок, перемешивать и соскабливать, помогая черенком кисти и пальцем, — лучшего занятия не знаю до сих пор. Другая художественная школа была в Екатерининском дворце. Какое счастье было идти туда через парк, по дороге покормить уток, летом посидеть на гранитных ступенях с ногами по щиколотку в воде Большого пруда. В начале 2000-х, как ни возмущались ученики и их родители, школу выселили в унылый микрорайон.
Я по-прежнему волнуюсь за «Отечество нам Царское Село», как за больного родственника. То и дело слышу: сад вырубили, забором перегородили, строят многоэтажку, селекционные деревья не спасли, и вот уже купаться нельзя нигде. И все равно хочу жить только здесь и вслед за поэтом Василием Комаровским повторяю его стихи 1912 года:
Я Питер променял, туманный и угарный,
На ежедневную прогулку по Бульварной.
Покоем лечится примерный царскосел,
Гуляет медленно, избавленный от зол.
|
