Ансамбль вокруг Белой башни — ворота-руина и бастион со рвом — лучше всего виден с высоты птичьего полета
происхождении парка имени Александра I свидетельствует его старейшая постройка, расположенная неподалеку от Александровского дворца, однако не слишком заметная. Кусок массивной каменной стены без начала и конца служит теперь основанием для двух садовых павильонов: ворот-руины и Белой башни. Эти романтические павильоны XIX века — напоминание о рыцарях и замках Средневековья — возведены поверх фрагмента настоящей крепости, которая старше их на полвека. Впрочем, утраченная в последнюю войну Белая башня вообще построена заново лет двадцать назад. Это не что иное, как бастион — изобретение эпохи итальянского Возрождения, принесенное в Россию при Петре, младший брат Петропавловской крепости или Анненских укреплений Выборга. Прежде бастионов было четыре, и парк окружала стена со рвом, так что получался большой квадрат, углы которого дополнительно усиливали выпяченные каменные громады. Место юго-западного бастиона в начале XIX века заняла еще одна «средневековая» башня — «Шапель», а два других бастиона растворились на просторах парка. Лишь окружение Белой башни напоминает о барочной затее — крепости, возведенной зодчим Бартоломео Растрелли для Елизаветы Петровны. Но от кого же собирались обороняться императрица и ее придворные, обживавшие Царское Село?
Как нередко случалось в прежние времена, в мирное время крепость могла служить тюрьмой. А в Царском Селе укрепления изначально возводили не для военных действий.
|
|
Здесь на площади в двести гектаров расположился настоящий «концлагерь», вот только сидели в нем не люди, но звери, обреченные стать жертвой царской забавы, охоты в барочном стиле.
еликим монархам не подобало гоняться за зверем по лесу, подвергая свою драгоценную жизнь опасности. Для них охоту устраивали так: сначала возводили охотничий домик или дворец, затем обносили окрестные леса стеной, привозили туда диких зверей и, что важнее всего, прокладывали прямые длинные аллеи. Дворец оказывался на пересечении нескольких прямых линий, так что, наблюдая из окон, как егеря гонят дичь навстречу, можно было спокойно прицеливаться и стрелять. Жизнь абсолютного монарха в ту пору напоминала не один нескончаемый праздник (как кажется тем, кто с иронией поминает теперь «веселую Елисавет»), а обременительный обряд поклонения его величию и силе. В таком обожествлении правителя царская охота занимала особое место. Посылая во все
стороны смертоносные выстрелы, царь или царица демонстрировали действенность своего воления и неотвратимость возможной кары, приближаясь в чем-то к
языческим богам. Не случайно в Павловском парке появился ироничный комментарий к прежним царевым забавам — двенадцать дорожек Старой Сильвии, посвященные ужасной судьбе детей Ниобы, убитых Аполлоном. В центре барочного перекрестка возвышается статуя покровителя муз, а в перспективе двенадцати аллей —
его жертвы.
|
Бартоломео Франческо Растрелли. Проект царскосельского парка. 1750-е годы
Зверинце Растрелли запланировал восемь дорожек, но следующая эпоха в паркостроении не жаловала геометрическую строгость, и уцелела лишь одна диагональная аллея, направленная в сторону башни «Шапель». Зато две средние аллеи в квадрате Зверинца прочитываются и ныне. Их скрещение — центр ансамбля — отмечено «средневековым» зданием Арсенала. Кажется, такая «крепостца» лучше бы подошла на роль охотничьего домика, но во времена Растрелли место это выглядело по-другому. Его павильон не случайно назывался «Монбижу», «моя драгоценность»: он казался чем-то совершенно игрушечным. Важно, что павильон располагался в начале главной оси всего паркового ансамбля, который тогда никто не делил на Екатерининский сад и какой-то другой. Просто ось, проходя сквозь дворец, в одну сторону вела к «драгоценности», а в другую — к «жилищу отшельника», то есть к павильону «Эрмитаж». Парковую забаву, внешне сохраняющую черты архитектуры XVIII века, также окружают аллеилучи, но в этой части парка никто никогда не охотился.
Зверинец начинался не сразу за парадным двором по другую сторону дворца. Здесь сначала располагался другой квадрат, в свою очередь поделенный еще на четыре квадрата и окруженный каналом. Эти фигуры можно наблюдать и сейчас, точнее, подобно многим творениям той эпохи, увидеть грандиозный ансамбль можно только на бумаге. Таково свойство барочной архитектуры, недаром большой популярностью в XVIII веке пользовались роскошные карты-атласы, всячески приукрашивавшие действительность, запросто включая еще или уже не осуществленные проекты. Если бы в те времена существовала космическая съемка, а также интернет-серверы, делающие ее результаты достоянием общественности, можно было бы в полной мере оценить грандиозность военно-инженерных работ, за один
лишь XVII век превративших большую часть Европы в какую-то коллекцию затейливых орнаментов, любоваться которыми могли тогда только птицы. Монархи, даря друг другу атласы укрепленных городов, вводили в заблуждение потенциального противника: мол, вот какие мы сильные, не стоит нападать на нас. И в результате теперешние исследователи уже никак не могут отделить реальность от мечты. Сколько ни вглядывайся в чертеж Царского Села, созданный Растрелли, а ответить на вопрос, сделали ли именно так, но потом переделали или хотели, но не сделали, не получится. Или важнее то, что уж всяко хотели так сделать, что именно так представляли себе зримое воплощение власти правителя над природой, людьми и зверями, над самой жизнью?
Никогда прежде и никогда впоследствии искусство не замахивалось на такой масштаб. Сначала итальянские архитекторы эпохи Возрождения придумали идеальные города с бастионами, идеальные сады с прямыми аллеями. Затем их более могущественные соседи — французы, но также и русские — воплотили эту идею в жизнь в огромном количестве и в немыслимых прежде масштабах. Потом вкусы и стили поменялись, французские сады уступили место английским, требовавшим меньших
усилий для поддержания в порядке, а от бастионных крепостей и вовсе отказались. Ведь последовательное совершенствование наступательной техники не оставляло городам шансов спрятаться и за самой мощной системой укреплений. Города, сохранившие хотя бы часть барочных укреплений, являются сейчас
большой редкостью, а все французские парки — это плод усилий реставраторов XIX–XX веков, когда пробудился интерес к эпохе абсолютизма и ее официальному искусству.
В Петербурге при Петре появились оба этих достижения западно-европейской культуры: бастионная крепость на острове и регулярный сад на другом берегу. Спустя несколько десятилетий они встретились и объединились в Царском Селе — случай уникальный, ибо парк с бастионами и самым экстравагантным
правителям той эпохи показался бы чем-то слишком вычурным. Но и здесь от бессмысленной роскоши и демонстрации силы сохранилось немногое: бастион у Белой башни и перекресток аллей у Арсенала. Хотя не только это — сохранилась главная ось ансамбля, пронзающая Екатерининский дворец.
ще одну намеченную Растрелли ось, что пересекла основную в середине малого квадрата, зодчие екатерининской эпохи не уничтожили, но развили в обе
стороны, придав ей новый смысл. На востоке она упирается во дворец Александра, на западе — в Большой каприз, еще одну игрушку, мостик-шинуазри, соединяющий два парка. Новый, несколько мрачноватый оттенок этому ансамблю был придан уже в XX веке, когда в середине квадратного острова похоронили жертв беспорядков, сопровождавших смену власти в феврале 1917 года. Недвусмысленный жест: могила оказалась под окнами последней резиденции Николая II, ставшей на время его привилегированной тюрьмой.
|
|
изложенный монарх едва ли вспоминал о барочных ансамблях и уж точно не думал о странной закономерности: парк-то начинался как тюрьма для зверей! Нет, в начале ХХ столетия царственные особы относились к животным более гуманно: в парке появились Пенсионерские конюшни, где доживали свой век состарившиеся лошади, возившие русских царей. Потом их хоронили в отдельных могилах, посвящая каждой эпитафию. Еще раньше в глубине Александровского парка поселили экзотических животных — слонов и лам, и на них тоже никто не собирался охотиться. Так зверинец в прежнем его значении — охотничий парк — становился современным зоо парком, которому не нужны уже были прямые, как пущенная Аполлоном стрела, аллеи.
Иван Саблин
Еще один обитатель Зверинца — лев у Белой башни
 |
Личный опыт
Ольга Таратынова
директор музея-заповедника «Царское Село» — о перспективах Александровского парка
|
осстановление пушкинских дворцов и парков после военных разрушений началось в 1960-е годы. Мы были третьими после Павловска и Петродворца. Начали,
разумеется, с Екатерининского дворца, параллельно приводили в порядок Екатерининский парк. Александровский же дворец после войны был передан сначала Всероссийскому музею Пушкина, а в 1951 году — военно-морскому ведомству. И до прошлого года оставался объектом, куда не пускали даже искусствоведов.
Чтобы передать дворец музею, понадобилось двадцать лет переписки с участием Ельцина, Собчака, Матвиенко, директора заповедника Ивана Саутова. Наконец к трехсотлетию Царского Села Росимущество передало его нам в оперативное управление. Убеждена, что реставрация дворца, которую мы наметили, потянет за собой и парк. Мы надеемся сдвинуть эту глыбу лет за десять. В Ратной палате планируем открыть музей Первой мировой войны. Большие виды у нас на Ферму, где располагается конный комплекс. Хотим устроить там живой уголок с домашними животными, достойно выставить наши коляски — копии исторических экипажей. В Белой башне, воссозданной в конце 1990-х, но так и не сданной в эксплуатацию, собираемся организовать выставочное пространство и смотровую площадку. Вопрос: какой функцией наделить восстанавливаемые здания? Скажем, Китайская деревня, первый инвестиционный проект 1990-х, когда дешевую турбазу переделали в современные апартаменты, — удачный пример. Как в XIX веке там можно было снять квартиру, так и сейчас. А вот восстанавливать Китайский театр как театр, на мой взгляд, не имеет смысла. Не будет в Пушкин ездить публика из Петербурга. Задача музея не театральные программы, а сохранение, изучение и популяризация коллекций. Именно на это направлены все наши силы.
|
|
|
|
|
Олень — главная жертва царской охоты
На оленей в барочных зверинцах охотились, а вот такую экзотику, как слонов и лам, берегли — о них в парке напоминают Ламские пруды и Слоновые ворота
Павильон «Монбижу» служил огневой точкой, откуда расстреливали беззащитных обитателей зверинца
Творчество всеми любимого Бартоломео Растрелли необычно хорошо для XVIII века документировано. Отправленный Екатериной II в отставку зодчий имел
достаточно времени, чтобы систематизировать свое наследие, каким-то таинственным образом просочившееся в европейские собрания. Больше всего проектов
оказалось в Варшаве, где их удалось идентифицировать только в 1930-е годы. Чудом уцелевшие во время Великой Отечественной, они немало способствовали послевоенному восстановлению пригородов Ленинграда. А в 1837 году, когда пришлось возрождать из пепла сгоревший Зимний дворец, его воссоздавали
по свидетельствам очевидцев. Мастера сетовали на то, что чертежей не сохранилось, — поискать их на окраине Российской империи никому и в голову не
пришло.
Белая башня перед обрушением. 1944 год
Башня «Шапель» хотя и называется по-французски часовней, больше напоминает руины готического собора, от которого остались одна из двух башня и фрагмент
портала
Памятник жертвам Февраля, переименованным в героев Октября
|
