транно, но если царскосельские парки с незапамятных времен населяют бронзовые и мраморные жители, в их числе воспетые Пушкиным в стихах юноши и дева
с кувшином, то в самом городе долгое время никаких монументов не было. Впрочем, поскольку известно, что во всяком уважающем себя населенном пункте должны быть памятники хоть кому-нибудь, здесь в конце концов тоже озаботились украшением городской территории скульптурой со смыслом. Первым был Пушкин-лицеист, установленный к столетнему юбилею поэта в Лицейском саду. Скульптор Роберт Бах, подаривший Петербургу Глинку (на Театральной площади), посадил бронзового поэта на бронзовую же скамью, которую поставил на пьедестал, служивший препятствием желающим присесть рядом и во времена, когда не было там ни ограды, ни клумбы. Так что мнимое свободное место можно рассматривать как не лишенный изящества намек: ну и кто достоин сидеть рядом с Пушкиным?..
В годы войны творение немецкого скульптора зарыли в землю, и говорят, не напрасно. Соотечественники Баха, захватившие город, интересовались местонахождением монумента, однако откопали его только после изгнания врага, приурочив новое открытие к стопятидесятилетию поэта. Иная судьба постигла другого «гения места», хотя лично с городом Пушкином не связанного, но в обязательном порядке освящавшего своим присутствием все главные площади советских городов, — Ленина. В
Пушкине он занял место снесенного в 1930-е собора. С началом войны прятать его не стали, так что демонтировали монумент уже немцы, которые отправили его в Германию, на переплавку. Однако, как гласит легенда, немецкие пролетарии, распознав в поверженном кумире и своего вождя, скульптуру сохранили, а после войны торжественно вернули.
|
|
благодарность за это город Пушкин решили украсить памятником герою ставшего братским народа ГДР. Можно сказать и так: в 1960 году сюда с ответным визитом прибыл вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман. Арестованный в самом начале нацистского правления, он не мог руководить антифашистским сопротивлением,
оставаясь больше символом такового и после того, как был расстрелян в Бухенвальде в 1944 году. Таким несломленным борцом и представил его главный скульптор ГДР Вальтер Арнольд. Оригинал установили двумя годами ранее в Веймаре, городе, который так похож на Пушкин: там тоже есть дворцы и парки, как есть и свой поэт — Гете. Именно в пригороде Веймара устроили печально знаменитый концлагерь, где оборвалась жизнь лидера коммунистов.
В Веймаре памятник поставлен почти в таком же месте — в двух шагах от вокзала, только там Тельман представлен на фоне каменной стены, той самой, к которой ставят непокорных. Вследствие этого памятник получился более камерным и живым, к тому же стенка за спиной борца столь же реальна, так же приближена к зрителю, как и пушкинская скамья. В Пушкине по воле архитектора Евгения Левинсона (автор проекта восстановления города) вождь, как положено вождю, вознесен на высокий пьедестал, что, однако, не повредило ему, ведь хорошая скульптура в новом контексте никогда не проигрывает, только раскрывается с другой стороны.
|
Эрнст Тельман в Пушкине и в Веймаре
Ну а возвращенный из немецкого плена Ленин (скульптор Заир Азгур) простоял на главной площади до начала 2004 года, когда был кем-то сброшен с пьедестала. Ему все равно пришлось бы уступить место возобновленному собору, но сильно поврежденную при падении скульптуру восстанавливать не стали, а вместо этого два года спустя на пересечении Малой и Конюшенной улиц установили другого Ленина, перенесенного сюда из Таврического сада (скульптор Вениамин Пинчук). Совсем недавно, в декабре прошлого года, он тоже пострадал, хуже того, стал жертвой теракта — взрыва, устроенного неназванными экстремистами, который буквально разломил его пополам. И все же полностью не сокрушил, так что пушкинского Ленина, как его питерского собрата, подвергшегося нападению в 2008 году, наверное, восстановят. Похоже, что экстремисты, воюющие с памятниками, даже не подозревают, как точно соответствуют их политические жесты духу времени, ведь объектом насилия становится не позитивный имидж «кровавого тирана», а эстетически безупречное высказывание ушедшей эпохи.
Открытие «Формулы скорби». Октябрь 1991 года. Фото Юрия Белинского
Конечно, в годы, когда только лаконично-суровые, но при всем том безусловно реалистические скульптурные творения, вроде статуй Тельмана или Ленина, и
могли появиться на улицах и площадях советских городов, на Западе утвердился иной стиль скульптуры, у истоков которого такие мастера авангарда, как Генри Мур, Ханс Арп или Константин Бранкузи. В создании этих более условных, более абстрактных памятников принял участие, кажется, только один советский скульптор
— Вадим Сидур, еще в 1970-е подаривший Германии (правда, Западной, враждебной СССР) несколько своих творений. Исполненные здесь в полуподпольной обстановке модели статуй — скульптор к тому времени уже порвал с системой официальных заказов — были переданы на Запад и там отлиты в бронзе, но, увеличенные во много раз, не потерялись, не превратились в безвкусицу и китч. Что опять же признак хорошей скульптуры, выдерживающей самые разнообразные трансформации. Наконец и в России удалось воздвигнуть памятник по модели Сидура, правда случилось это только после его смерти (наступившей в 1986 году), в начале 1990-х, когда и такой нонконформизм, и советский большой стиль стремительно уходили в прошлое, уступая место тому, что называется городской скульптурой сегодня.
|
|
На фоне разочарования от мнимых авангардистов, вроде Михаила Шемякина или Зураба Церетели, и бесконечного уныния, которое только и могут породить более традиционные мастера, такие как Альберт Чаркин, стиль Сидура, кажется, таит колоссальные, хотя и упущенные возможности сохранить в новых идеологических условиях хороший вкус. В этом смысле он гораздо ближе к Арнольду или Пинчуку, нежели к нынешним ваятелям, уже осчастливившим Царское Село убогим бюстом Растрелли — хорошо что только бюстом — или памятником Николаю II… Условные, сдержанные статуи Сидура, почти всегда симметричные, словно уподобленные какому-то знаку, иероглифу, быть может, букве еврейского алфавита, — сущее спасение от суетливой многословности и мелочности современной пластики, словно вышедшей из сувенирной лавки. Но где найти повод перевести в бронзу еще какие-то модели Сидура, а быть может, и иных забытых мастеров советского или вот такого «антисоветского» искусства?
Открытие бюста Николаю II у Федоровского собора.
Скульптор Виктор Зайко. 1993 год
десь повод нашелся. Скульп тура, названная самим автором «Формулой скорби», призвана напомнить теперь, что и в этом райском уголке был свой Бухенвальд.
Где-то в районе Александровского дворца в годы оккупации происходили расстрелы, в основном еврейского населения. Теперь в Пушкине, возможно, находится единственный памятник событиям холокоста во всей России. Да нужен ли другой? Страшно подумать, как увековечили бы память жертв нацизма нынешние мастера монументальной скульптуры где-нибудь на Поклонной горе. Массовые убийства «недочеловеков» в двух шагах от дворцов, парков и пушкинского Лицея — такая же печальная реальность ушедшего столетия, как и веймарский Бухенвальд, как разрушение городов, как утрата бесценных памятников в военное или мирное время. Потому и кажется, что загадочная фигура скорбит обо всех жертвах войны, без национальных различий. И, несмотря на свои скромные размеры, она неизбежно
притягивает взгляд всякого, кто едет этой дорогой, предваряя встречу и с Пушкиным-лицеистом, и с парками, и с восстановленным собором. И. С.
|
|
|
|
|
Почитатели поэта, вторым справа стоит Сергей Есенин. 1924 год. По воспоминаниям Сергея Умникова, одного из изображенных на снимке, Есенин, несмотря на
настойчивые уговоры, не согласился сесть рядом с Пушкиным
На постаменте памятника 1937 года (скульптор Лео польд Бернштам), словно бы вставшего с баховской скамейки, остались следы от немецких пуль
«Сувенирная» Екатерина II — последнее приобретение города
Растрелли Марии Литовченко неотличим от других ее героев — «мужчин в париках» Меншикова и Державина, также установленных в 1990-е годы
Ленин работы Вениамина Пинчука
«Взывающий» Сидура украшает дворцовый сад в немецком Дюссельдорфе
|
