«Дом матушки» на Малой Итальянской (улица Жуковского, 18)
|
лицу Жуковского не назовешь красивой: каменный коридор из высоких и довольно унылых доходных домов. За ними — однообразные дворовые корпуса, непременно выкрашенные в желтый цвет. Некоторые колодцы складываются в цепь проходных дворов, что нельзя не ценить. Такой вид улица приобрела в 1870–1880-е годы, когда вместо небольших домиков, особнячков, почти деревенских дворов нарождающийся капитализм решил выжать все до последнего квадратного метра. Все лакуны были застроены (последнюю, в Ковенском, застраивают сейчас), дома в два-три этажа — надстроены. Разглядеть их «предков», мысленно убрав верхние этажи, и представить, как выглядела бывшая Малая Итальянская улица лет сто пятьдесят назад, помогает альбом акварелей художника Федора Баганца, который в 2005 году выпустило издательство «Крига». Рисунки из коллекции Музея истории города — настоящий подарок исследователю, поскольку Литейная часть не слишком вдохновляла художников.
|
|
А что здесь было рисовать? Полупустые улицы, где собаки дремали в пыли посреди перекрестков, домики в тричетыре окна с мезонином, мелочные лавки с кренделями и сапогами на вывесках, сараи, заборы, пустыри с лопухами? Нет, барские особняки здесь тоже встречались, и тротуары были вымощены путиловской плитой, но складывается впечатление, что здесь жили не гордые дворяне, а люди невысокого общественного положения: чиновники, купцы, ремесленники. Участки им достались после того, как преображенских солдат и офицеров в конце XVIII века переселили из изб, занимавших целую улицу, в компактные казармы.
Как выяснила исследовательница альбома Альбина Павелкина, рисунки Баганцу заказал житель дома № 18 по Малой Итальянской (Жуковского), выпускник Пажеского корпуса и
прапорщик Преображенского полка Сергей Апраксин. Он захотел запечатлеть в альбоме места своей юности: «дом матушки», «наш двор», соседние улицы.
|
Так выглядел двор дома № 18 по улице Жуковского. Двухэтажный каменный дом на заднем плане сохранился до сих пор
емья сенатора Апраксина поселилась здесь в конце 1840-х, а сам дом был построен еще в начале XIX века. В 1830-м к нему пристроили дворовый флигель, а спустя полвека надстроили оба корпуса до четырех этажей, унифицировав фасад. В таком виде дом дошел до наших дней. В доходном доме уже не нужен был парадный подъезд с козырьком, защищавшим хозяев от дождя. В советское время первый этаж этого дома много лет был занят огромным продовольственным магазином, дожившим до начала 2000-х, о нем тепло вспоминают местные жители.
На заре эры фастфуда его сменил «Блин!Дональт's», затем блины вытеснил «Дикси», теперь снова будет ресторан.
|
|
Видно, существует память места: здесь наливали еще во времена гастронома. Сейчас смуглые рабочие ожесточенно вгрызаются в старые стены, даже не подозревая, что долбят кирпичи, которым больше двухсот лет.
Участок Апраксиных тянулся до соседнего переулка, и за строгим «фасадом, который соответствовал правилам благолепия архитектуры» располагался большой хозяйственный двор с баней, прачечной, каретным и дровяным сараями, кладовыми и погребами.
|
На фотографии 1949 года можно видеть руину бывшего по дворья (слева). Гастроном на первом этаже продержится до начала2000-х
ядом с Апраксиными, на углу Надеждинской (Маяковского), жили потомственные дворяне Путятины (их дом см. на с. 4). Те были голубых кровей — в родстве с Тургеневыми, у них
останавливались будущие декабристы Николай Иванович и Александр Иванович, в свой первый приезд из Москвы, в 1809 году, жил Жуковский. Кстати, когда в 1902 году Малую Итальянскую переименовывали в Жуковского, об этом не знали. Топонимическая комиссия в своем решении писала, что «улица упирается в Училищный дом имени Александра II, а Жуковский был его воспитателем». На втором этаже дома Путятиных по двухъярусным окнам читается двухсветный парадный зал. И похоже, этот благородный особняк достоял до сентября 1941-го, когда в него попала бомба.
Справа от него на рисунке Баганца — пустое место. На нем благодаря хлопотам наследницы Путятиных генеральши Варвары Буткевич в конце 1850-х была возведена маленькая
церковь. В доме у Буткевич хранилась икона Успения, привезенная ее компаньонкой вдовой Ксенией Булатовой из Иерусалима. Для нее они и мечтали построить отдельный храм.
Синод, однако, повелел устроить подворье новгородского Покровского монастыря, где могли бы останавливаться монахини и послушницы, приезжавшие в столицу по делам. Церковь на втором этаже освятили в 1863 году, икона привлекала к себе множество паломников.
|
|
В 1931 году в закрытом подворье устроили общежитие. Все эти здания жестоко пострадали 11 сентября 1941 года, когда в дом № 9 угодила немецкая бомба. В 1949 году оставшиеся руины снесли и построили на их месте школу. А. П.
На фотографии 1949 года можно видеть руину бывшего по дворья (слева). Гастроном на первом этаже продержится до начала2000-х
|
|
|
|
|
Итальянской улицу назвали из-за Итальянского сада, по границе которого она проходила. В XVIII веке сад простирался от Фонтанки до Лиговского канала. Позже на его территории построили больницы, учебные заведения, а недавно еще и гостиницу
Ворота в школьный двор наращены грубыми прутьями, разрушающими рисунок. Но кого это волнует?
Борис Семенов
художник «Детгиза» — о квартале в 1930-е годы
Наше студенческое общежитие помещалось в церквушке на углу Жуковского и Надеждинской. Церкви этой нет и в помине, так же как нет и многих обитателей окрестных улиц. А были среди них странные люди — не рабочие, не служащие, а «вольные стрелки», не связанные с явкой по гудку на работу. В домовой книге они значились как «лица свободной профессии». Ежедневно мимо наших окон проплывало настоящее чучело: великан с рыжей гривой и густой бородищей. На груди у него болтался кусок картона с надписью «Смерть клопам!», а на ременных помочах он нес перед собой лоток со множеством ящичков, заполненных ядовитыми порошками от всех вредных насекомых. В доме по соседству жила чудовищная толстая старуха, наряжавшаяся в кружевные накидки и меховые боа. Она разгуливала по солнечной стороне, заговаривала с прохожими по-французски, не обращая внимания на грохот трамвая и брань ломовых извозчиков. Рассказывали, что это бывшая княгиня Барятинская, прятавшая в своей квартире народовольцев. Часто встречался
художник Эйс снер, одетый по тем временам (шел 1931 год) с потрясающей роскошью: пальто-реглан, отделанное бархатом, кожаные перчатки с мушкетерскими раструбами и миниатюрные галоши. Был он приземист, носил высокую шляпу и остроконечные усы. А самое жгучее любопытство вызывал загадочный человек, один вид которого мучил мое воображение. Все в нем было интересно — и строгое красивое лицо, и кривая массивная трубка, и даже соломенное канотье с широкой черной лентой. В его легкой упругой
походке было что-то спортивное. А как ладно сидели на нем серая куртка с большими накладными карманами, двубортный жилет и короткие брюки, заправленные в клетчатые
шерстяные носки. Туфли были на толстенной подошве, на белом, как свиное сало, каучуке — рассчитанные на любые неожиданности ленинградской погоды. Я заметил у него
еще карманные часы величиной с блюдечко для варенья, они держались на цепочке, увешанной брелоками. Нарядный галстук выглядывал из-под стоячего воротничка «Альберт». Он был из тех, кого называют первопроходцами. (Это был Даниил Хармс, см. с. 20. — Прим. ред.)
|
