ахимовское военно морское училище было основано в Ленинграде в 1944 году по образцу дореволюционных кадетских корпусов. Возродить традиции, накопленные в среде русского офицерства, уже не казалось командованию чем-то антисоветским. Годом раньше в армии вернули отмененные большевиками погоны. Для кодекса училища пригодился кодекс Императорского Морского корпуса. Среди преподавателей были и его бывшие выпускники, выходцы из дворян, хотя графу «Социальное происхождение» в документах еще никто не отменял. Принимали в училище преимущественно детей погибших офицеров флота и армии, были среди абитуриентов и сыны полка, порой уже с боевыми наградами. Первый начальник училища, выбиравший в Ленинграде подходящее для училища здание, остановился на бывшем Училищном доме Петра Великого. «Учебный комбинат», где на четырех этажах располагались четыре начальные школы, ремесленное училище, школы средней ступени дли мальчиков и для девочек, был построен по решению Городской думы и комиссии по празднованию двухсотлетнего юбилея города. Пока проект обсуждали, подоспел другой юбилей — двухсотлетие Полтавской баталии. Так что в этом программном здании-памятнике Петр прославлен как «отец отечества», военачальник и просветитель. А поскольку создание флота — еще одно его великое дело, то архитектор Училищного дома Дмитриев сам предложил морякам разместить там Нахимовское училище. Как новые символы пригодились и кораблик на шпиле, и барельефы виктории на фасадах. Первых принятых мальчишек в возрасте от десяти до четырнадцати лет после экзаменов отправили сначала в лагерь на Карельский перешеек, на озеро Суулаярви (сейчас - Нахимовское). Училищный дом был рассчитан на пятьсот учеников, но его предстояло приспособить не только для учебы, но и для проживания стольких же воспитанников. Лишь в 1947 году под спальный корпус училища передали здание школы на Пеньковой улице.
лавное здание на набережной оставалось для нас на все эти и последующие годы школой, где мы учились, готовили домашние задания, занимались в кружках и секциях, где были наши библиотека, столовая (камбуз), актовый зал, санчасть, баня. <…> Койки, сначала одноярусные, а потом двухъярусные, были так себе. Какое-то время сеток на них не было совсем, а в плетение из тонких железных полос постоянно проваливались части наших ветхих ватных матрацев, что заставляло подкладывать под них куски фанеры, железные листы. Однажды мы посетили с экскурсией камеры Петропавловской крепости и были поражены высоким качеством тюремных коек цитадели царизма по сравнению с нашими. <…> С удовольствием вспоминаю нашу дружбу не только среди товарищей из своего класса, но и вообще воспитанников всех шести рот, которые, особенно старшие, покровительствовали нам, “малышам”, защищая от несправедливых нападок. Однажды все училище во время самоподготовки по брошенному кличу “наших бьют!” почти в полном составе мимо кордона офицеров-воспитателей бросилось на улицу защищать своих товарищей от хулиганов Петроградской стороны, побивших воспитанника младшей роты. Что касается драк между своими, то, конечно, они бывали, но при этом соблюдались неписаные правила: бить только до первой крови; лежачего не бьют; и драться только один против одного. <…> Иногда за грубые проступки отчисляли из училища перед строем всех рот в каре в актовом зале. При этом “преступник” выводился на середину каре и ему после чтения приказа под барабанную дробь срезали погоны, снимали ленточки с бескозырки, ремень с бляхой и под конвоем старшины выводили из зала. <…> В последний год нашей учебы гауптвахта без наших ребят не обходилась. Юра Мочанов перед самыми госэкзаменами на аттестат
зрелости вздумал на спор искупаться в Неве со шлюпки где-то в районе Литейного моста. Был май, холод стоял немилосердный, шел снежок.
|
|
воспоминаниях одного из первых воспитанников училища Роберта Семевского-Лепорского нам показался занятным не только рассказ об учебе — а своих преподавателей все выпускники вспоминают со словами восхищения и признательности, — но и множество бытовых мелочей, рисующих жизнь квартала в 1945–1953 годах. «Окна нашей спальни выходили на Большую Невку. Территория у южного фасада училища была захламлена, а за нею возвышались недостроенные стены большого каменного корпуса (дом военморов. — Прим.ред.). Перед ними стояли одноэтажные кирпичные постройки, где размещался первоначально свинарник (подсобное хозяйство училища в те годы), а затем гараж, где до начала 1950-х годов стоял старый голубой американский автобус фирмы “Форд”, исправно возивший “питонов” на тренировку в бассейн, на
концерты и так далее. До установки “Авроры” на вечную стоянку набережные Невы и Большой Невки были заставлены поленницами дров, в которых мы играли в прятки или войну. Впритык к парапету в воде размещались проржавевшие корпуса военных кораблей и подводных лодок, стоявших здесь с военных лет. На самом гранитном парапете набережной у его изгиба между Невой и Невкой масляной краской большими зелеными буквами было выведено: “где бы немец ни летал, бей фашиста наповал” и “днем и ночью — рви немца в клочья”. Эти надписи оставались на парапете примерно до 1950 года, уже когда “Аврору” посещали экскурсии и делегации из демстран, включая ГДР.
оследние два года в Нахимонии мы ночевали на “Авроре”, где под спальни были переоборудованы два помещения на баке корабля. Ночевать там в те годы было несладко из-за большого количества крыс, тараканов и клопов, все попытки уморить которых заканчивались не удачно, они только зверели. Для борьбы с крысами командир крейсера приказал за каждую десятку убитых зверюг давать сутки отпуска “на берег”, что подвигло нас на подвиги. Дежуря на корабле в дневное время, когда все “питоны” были на занятиях, каждый из желающих ставил мышеловку и ждал затаившись, пока не раздастся удар и писк. Крыса вынималась, заряжалась новая наживка и так далее. Вспоминаются также наши авралы в субботние дни, когда весь класс в учебном корпусе тщательно убирался, а весной открывались и мылись окна. Наш взвод занимал помещение на четвертом этаже с большими окнами, выходившими на Невку. Прямо под окнами был помещен большой бронзовый бюст Петра Великого. Кто-то во время уборки предложил почистить медь бюста мелом. При этом грязь была снята, но нос самодержца стал очень блестеть, на что обратил внимание начальник училища, прогуливаясь в это время по набережной. Как всегда, при сложившейся у нас круговой поруке виновных не нашли. Случай забылся, но, как оказалось, впоследствии
данное действо вошло в традицию и новые поколения “питонов” драили нос Петру с помощью швабры имела и, может быть, делают это сейчас». (Р. Б. Семевский-Лепорский. Субъективный взгляд очевидца на историю 6-го выпуска ЛНВМУ // www.nvmu.ru.)
|
