Герб рода Мятлевых

Нарышкины – свойственники Романовых: Наталья Нарышкина – мама Петра Великого. Из этого рода и внучатый племянник Петра – Лев Александрович Нарышкин – блестящий вельможа екатерининских времен, первый хозяин дома на Исаакиевской площади, 9. Построен дом был в 1760-е годы, и со времен последней реконструкции в 1810-м его внешний вид остается неизменным. Частично сохранилась внутренняя отделка. Архитектор неизвестен, по времени и стилю можно предположить: руку к особняку приложили то ли Антонио Ринальди, то ли Деламот.

Лев Нарышкин богач и царедворец. Его дача на Петергофской дороге, не доезжая до Лигова, называвшаяся Левенталь, знаменита была, по словам тогдашнего путеводителя, парком «в английском вкусе, с прудом, храмом, великолепным китайским мандариновым двором, одним российским и одним китайским двором, жилищем пустынника, беседками. Перед жилым домом находится столб, сооруженный в память императорского посещения. Сей увеселительный сад беспрестанно открыт для публики, и повешенная у входа с надписью доска приглашает всех городских жителей воспользоваться свежим воздухом и прогулкою в саду, для рассыпания мыслей и соблюдения здоровья. Сей сад в просторечии называется „Га! Га!“».

У Нарышкина в Петербурге с октября 1773-го по март 1774 года останавливался Дени Дидро, ежедневно встречавшийся с Екатериной Великой. Семья Льва Александровича: супруга Мария Осиповна (урожденная Закревская) племянница Алексея и Кирилла Разумовских, статс-дама Павла, дочь Наталья (фрейлина). В доме на Исаакиевской 24 ноября 1780 г. она венчалась с Иваном Сологубом; на обручении присутствовала императрица. Дочери Екатерина (в замужестве графиня Головкина) и Анна (княгиня Понинская) — также фрейлины двора.

После смерти Льва Нарышкина в 1799 году хозяином дворца становится его сын Александр Львович. Жермена де Сталь характеризовала его как «человека любезного, покладистого и учтивого, но не могущего прожить ни дня без празднества. Дом г-на Нарышкина всегда открыт; если в нем не гостят два десятка человек, философическое уединение становится хозяину в тягость». Со времен Павла Александр Львович возглавлял Императорские театры и, между прочим, пригласил в Петербург знаменитого Шарля Дидло. Столице Александр Нарышкин был известен своей из ряда вон выходящей расточительностью. В доме его, по словам мемуариста, «соединялось и блистало все первостепенное в столице, оставалось много простора для ума и можно было (однако же не забываясь) предаваться всем порывам веселости». «Все театральные труппы участвовали в его празднествах, и, конечно, не даром, а за весьма приличное вознаграждение. Раз такой праздник удостоил император Александр I своим присутствием и в разговоре, при прощании, любопытствуя, спросил у Нарышкина, во что обошелся праздник. „Кажется, двадцать пять или тридцать рублей“, – отвечал вельможа. „Что за пустяки!“ – „Божусь вам, ваше величество! Лист вексельной бумаги, который я подписал за расходы, обошелся мне не дороже этих денег…“»

В 1812 году, во время войны, Нарышкину кто-то хвалил храбрость его сына, находившегося в армии, говоря, что он, заняв одну позицию, храбро отстоял ее от неприятеля. «Это уже наша фамильная черта, – сказал Нарышкин, – что займут, того не отдадут».

От Нарышкиных дом перешел к другому знаменитому дворянскому роду – Мятлевым. Иван Петрович Мятлев был богат и знатен: его крестная – Екатерина II, от отца, сенатора, он унаследовал 12 тысяч душ. Современник и светский приятель Пушкина, участник войны 1812 года, просвещенный барин, светский человек, служил он только для приличия. В 1836 г. камергером и действительным статским советником вышел в отставку. Дом его на Исаакиевской площади был наполнен картинами, статуями и разными редкостями из Италии. Тут императорское семейство (царствовал Николай I) запросто сходилось на светских вечерах с дипломатическим корпусом, литераторами и артистами. Хозяин – прелестный, милый, талантливый – служил главной приманкой: «Его появление вводило радость в общество; его ум оживлял беседу, его разговор прогонял скуку». Человек светский по преимуществу, Мятлев остался в истории русской литературы как основоположник специального жанра, предназначенного скорее для устного исполнения, нежели для чтения.

Между собственно литературой и юмористикой существует переходная зона, например: стенгазета, сценарий капустника, стихотворение на случай. Путь этого материала или в полное забвение, или, в редчайшем случае, в полное собрание сочинений. В этой зоне множество имен – от Ивана Горбунова до Аркадия Аверченко и от Михаила Кольцова до Семена Альтова. Один из первых литераторов такого типа – Иван Мятлев, автор множества юмористических стихов, написанных не для печати, а чтобы посмешить себя и приятелей. Самое знаменитое сочинение Мятлева – поэма «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л’этранже» – описание европейских приключений тамбовской помещицы как бы от ее имени. Такой стихотворный сказ. Госпожа Курдюкова к месту и не к месту вставляет в свой и без того смешной рассказ «об Европах» французские слова и выражения, получается этакая смесь французского с нижегородским. Пушкин считал стихи Мятлева «уморительными». Юмористический эффект отчасти предваряет рассказы Михаила Зощенко, с его героями, любящими выражаться «культурно».

Потомки Мятлевых постепенно растрачивали семейное достояние, а дом свой на Исаакиевской площади сдавали с 1870-х до 1914 года Евгению Васильевичу Богдановичу. Генерал-лейтенант, участник Крымской войны и освобождения Болгарии, он более всего был знаменит как многолетний староста Исаакиевского собора. Организовал лучший в Петербурге церковный хор, издательство, выпускавшее множество дешевой душеполезной литературы для массового читателя. Человек богатый, светский, ловкий, генерал Богданович три последних царствования держал в своем доме важнейший столичный политический салон. Умер он 85 лет, начинал службу при Николае I, оставался на виду и при его правнуке Николае II.

Привлекательное местоположение дома Богдановичей – два шага от большинства министерств, дворца, Государственного совета, Сената, посольств. Отличная кухня, безупречная политическая репутация хозяина, взгляды которого всегда соответствовали последним идеологическим веяниям при дворе. В этом салоне узнавали последние слухи, здесь создавались и разрушались репутации, делались карьеры. Тут провинциалы обращали на себя внимание важных сановников, получали места губернаторов и столоначальников; происходили «утечки информации» в прессу. Здесь высшая бюрократия встречалась с большим бизнесом – булат со златом. Отличие салона Богдановича от прочих: жена хозяина дома писала подробнейший дневник. Александра Викторовна – подлинная «душечка», жившая постоянно менявшимися вкусами и предпочтениями мужа. Поэтому дневник ее (последний раз переизданный в 1990 году) отражает не политические взгляды гостей салона, а их текущий вес в глазах двора. Не слишком разбираясь в политике, Александра Богданович увлечена по преимуществу сплетнями о пороках и слабостях впавших в немилость большого света царедворцев. Перед нами проходит целая вереница взяточников, дураков, прелюбодеев (всех родов и склонностей), казнокрадов, льстецов, карьеристов. Пожалуй, ни один враг императорской России не создавал документа столь разоблачительного. Меж тем генеральша Богданович – монархистка, сторонница неограниченной монархии и торжествующего православия. Дневник Богданович – это «Kompromat.ru» с 11 февраля 1879 по 20 июня 1912 гг.

В 1919 году в особняке Мятлевых расположился Музей художественной культуры, преобразованный в 1924 в Государственный институт художественной культуры (ГИнХуК). Оба эти учреждения представляли собой штабы русского художественного авангарда тех раннекоммунистических времен, когда большевики еще не склонились к социалистическому реализму. При ГИнХуКе существовал созданный по идее Казимира Малевича Музей художественной культуры, отражавший эволюцию русской живописи от импрессионизма к супрематизму. Тут работали и рефлектировали за счет казны все козырные тузы нынешних Sotheby и Christie – Малевич, Филонов, Татлин, Матюшин, Мансуров, Пунин. Однако в 1927 г. в соответствующих отделах политбюро ВКП(б) пришли к выводу: авангард не нужен пролетарской массе. И ГИнХуК закрыли. Впрочем, Малевич прожил в доме Мятлева до самой смерти в 1935 году. В послевоенные годы в доме Мятлева располагались «Ленстройматериалы» – огромный главк, которому подчинялись домостроительные комбинаты и карьероуправления. А с 1990-х тут помещается Городская прокуратура.