1 | Индустриальная
гидросистема |
Город, заложенный в ходе военных действий, более всего нуждался в оборонной промышленности. А щедрая на гидрообъекты местность располагала к возведению фабрик, в
ту пору привязанных к водным артериям не только как к транспортным магистралям, но и как к источникам энергии. Вокруг Петербурга на трех реках — Охте, Сестре и Ижоре — были устроены запруды, чтобы силой воды приводить в действие разнообразные машины. Охтинские мельницы мололи порох, и это производство дало имя целому району. Первоначально завод занимал немного места и располагался по течению ниже плотины, как в Колпине и Сестрорецке, от него осталось здание бывшей крутильни. Но со временем живописные берега разлива оккупировали несколько предприятий, что было неизбежным следствием разрастания производства, когда из петровских мельниц родился целый фабричный кластер, пусть и не такой гигант индустрии, как в Колпине. И на Ижоре, и в Сестрорецке завод способствовал образованию целого города. То, что с самыми ближними к Петербургу петровскими заводами, на Пороховых, этого не произошло, объясняется именно близостью к городу, который в XX веке поглотил Пороховые. Потому, наверное, заводы на Охте не снискали такой славы, как ижорские и сестрорецкий: одно дело градообразующее предприятие, другое — составляющая и без того перенасыщенного индустриальными комплексами Петербурга. Этот ближний Охтинский завод был в XIX веке, кстати, и самым закрытым: он один имел статус военного поселения".
Так одевались пороходелы в XIX веке
| |
Кажется, никогда еще в поисках достопримечательностей наш журнал не забирался так далеко, подойдя вплотную к границе с Ленинградской областью. Вот уж в самом деле
медвежий угол: ведь поблизости есть поселок Медвежий Стан, северный сосед Ржевки, да и Охта на языке ижоры означает «медвежья река». С исчезновением Коломяг это одно
из последних мест Петербурга, где грань между городом и деревней практически стерта. Здесь можно попасть в совершенно сельского вида местность, всего лишь перейдя на
другую сторону улицы, и совсем позабыть о мегаполисе: где он там, далеко позади… Но разве не обманчиво такое впечатление? Есть станция Ржевка, до которой поезд с Финляндского вокзала доходит минут за двадцать, есть Рябовское шоссе с весьма интенсивным движением, нет, правда, метро, зато трамвай № 64 от «Ладожской» ходит с регулярностью поездов подземки — для Петербурга нечто невообразимое. Главное же — поблизости недавно пролегла кольцевая автодорога, благодаря которой Ржевка, как и другие пограничные селения, стала куда ближе к основным магистралям и страны, и ближнего зарубежья: пока отстоишь в городских пробках, а тут до Европы рукой подать…
Ржевка, конечно, не передний край, но с боевыми действиями связана многообразно. Во-первых, петровские заводы, к которым в XIX веке добавили еще и капсюльное производство (Охтинский завод взрывчатых веществ — самое незаметное предприятие в городе, буквально зарыто в землю, причем не секретности ради, а прежде всего
из-за взрывоопасности). После 1917 года все это стало называться расплывчато — химическими предприятиями, однако связи с военным делом не утратило, не случайно поблизости, на Лесопарковой улице, возник совсем секретный институт химзащиты. Сероуглеродный или хлорный цех — звучит пугающе. Во-вторых, еще в 1870-е годы сюда с Волкова поля перевели артиллерийский полигон, занявший территорию за железной дорогой, отчего Ржевка превратилась в военное поселение. По мере увеличения дальности стрельбы орудий полигон расширяли в сторону Ладоги, в таком виде он существует и до сих пор. Наконец, по территории района проходит Ржевский коридор — часть Дороги жизни, о которой напоминают многочисленные монументы (см. «Обход»). В этих краях и в мирное время жизнь была не слишком спокойной. Причиной тому одно из самых опасных в прошлом производств — снаряжение боеприпасов, чреватое постоянными взрывами. Оно беспощадно уносило жизни пороходелов, немногие из них доживали до старости. Памятник на местном кладбище был поставлен в честь всех жертв, и прошлых, и будущих. Ржевка все время взрывалась, гремела. Однако самый большой взрыв сотряс эти края в годы блокады, когда немецкая артиллерия ударила по железнодорожной станции, о чем сохранилось свидетельство очевидца. Иван Саблин
|
|
 |
Свидетель
Виктор Фудалей
краевед
|
тром в 6 часов 29 марта 1942 года
немцы стали обстреливать станцию Ржевка (см. фото. — Прим.ред.). На станции тогда стоял большой эшелон с боеприпасами. Это были в основном снаряды крупного калибра, минометные мины и авиабомбы… Немцы попали в эшелон с боеприпасами, и они сдетонировали. Взорвалось одновременно несколько вагонов. Рядом на путях стоял эшелон с эвакуируемыми ленинградцами, от них летели руки-ноги. Затем сдетонировало еще два раза… Всего взорвалось семь вагонов с боеприпасами. Остальные вагоны один из офицеров сопровождения успел отцепить, и их по служебной ветке угнали на Медвежий Стан… Я в это время закрылся одеялом. Тряхануло здорово. Когда вылез из-под одеяла, на мне лежала оконная рама, одеяло было местами рассечено осколками стекла, а над головой я увидел предрассветные звезды. Взрывная волна просто перевернула наш дом, а это был
генеральский дом, построенный еще перед революцией. Со всеми службами, даже ледник-погреб был сделан железобетонный и засыпан землей по самую крышу. Мы спали дома — проснулись на улице… Загадка этого взрыва заключается в том, что старшего мастера 3-го ремесленного училища при ЛМЗ, который жил тогда на Кондратьевском проспекте, сбросило взрывом с койки, а Веру Инбер разбудило на площади Льва Толстого. В районе улицы Лазо деревянный дом подпрыгнул и несколько сместился с прежнего места. Вылетали кое-где стекла в домах на Охте, а рядом, на Лесопарковой улице, — ничего. Такое же явление описывается при взрыве на пороховом заводе в 1858 году: рядом — ничего, потом все разбито, потом — опять ничего. Взрывная волна разбивала шагами, прыгала. Загорелась и столовая лесопилки, а в этот день должна была быть выдача продуктов. Продукты горели, люди бросались в огонь, чтобы хоть что-то из еды спасти… Мать достала оттуда гороху и два больших, размером с кулак, куска соли. Это нас спасло. Горох был горелый, но есть можно. Воспоминания впервые опубликованы в газете «Новая Охта» в 2003 году.
|
