Александр Бенуа. «Германн у дома графини». 1905 г.

Особняк на углу Гороховой и Малой Морской улиц справедливо называют домом Пиковой дамы: здесь в 30-е годы XIX века в «доме старинной архитектуры» доживала свой век (буквально век, 1741–1837) княгиня Наталья Петровна Голицына, послужившая прототипом пушкинской героини. 7 апреля 1834 года Пушкин записывает в дневнике: «Моя “Пиковая дама” в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Натальей Петровной и, кажется, не сердятся...» И хотя современники находили в старой графине сходство и с другой влиятельной девяностолетней старухой – Натальей Кирилловной Загряжской, параллели с биографией Голицыной были очевидны.

В пушкинской повести Томский рассказывал, что его бабушка-графиня некогда «ездила в Париж и была там в большой моде. <...> Однажды при дворе она проиграла на слово герцогу Орлеанскому что-то очень много». Отдать долг была не в состоянии, и это заставило ее обратиться за помощью к графу Сен-Жермену, «о котором рассказывали так много чудесного». Тот назвал ей три заветные карты. Этот анекдот рассказал Пушкину его светский знакомый Сергей Григорьевич Голицын (Фирс), внук княгини, он же и послужил прототипом Томского. Голицына побывала в Париже дважды: в 60-е годы XVIII века, вместе с отцом, русским посланником графом Петром Чернышевым, и в 80-е, уже с мужем – князем Владимиром Голицыным. В 1790 году по приказу Екатерины Голицыны возвращаются в Россию. Их дом на Малой Морской становится центром французской «белой» эмиграции.

Среди прочих здесь принимали бежавших из Парижа «изобретателя животного магнетизма» Месмера и известную художницу Виже-Лебрен (не случайно в спальне графини Германн видит портреты ее кисти). Отношения графини из «Пиковой дамы» с мужем, который «боялся ее как огня», также напоминают жизнь четы Голицыных. По воспоминаниям современников, «Голицын был хоть и богатый помещик, но простоватый человек. Жена легко взяла над ним верх, ставя ему в вину и невысокий бригадирский чин, и расстроенные имения. Сама же Наталья Петровна, женщина от природы умная и великая мастерица устраивать дела, взяв управление имениями в свои руки и единолично распоряжаясь ими до конца жизни, выплатила все долги и сумела значительно приумножить свое состояние. Всех домашних держала в строгом повиновении, повзрослевшие дети не смели садиться в ее присутствии». После смерти князя его сыновья Борис (двадцати девяти лет) и Дмитрий (двадцати семи лет), являясь по закону полноправными наследниками, не решались требовать у матери своей доли. Дмитрий Голицын, назначенный впоследствии московским генерал-губернатором и просто обязанный жить на широкую ногу, давать приемы и балы, устраивать праздники, заниматься благотворительностью, очень страдал оттого, что прижимистая мамаша выделяла ему из доходов по имениям лишь скромную сумму. Кончилось тем, что в дело вмешался сам Николай I и убедил Голицыну сделать для Дмитрия Владимировича существенную прибавку, чтобы тот не накопил долгов, которые скомпрометировали бы их фамилию и его самого как должностное лицо.

Пушкин отмечает, что его графиня «скупа». На вечерах в доме Голицыной, куда съезжалось множество гостей, никогда не предлагалось ужина или основательных закусок, слуги разносили лишь лимонад и конфеты. А для тех, кто гостил в ее имениях, к столу не покупали вина, вынуждая довольствоваться квасом и домашним пивом. У Пушкина в повести читаем: «Она участвовала во всех суетностях большого света, таскалась на балы, где сидела в углу, разрумяненная и одетая по старинной моде... к ней с низкими поклонами подходили приезжающие гости, как по установленному обряду». «У себя принимала она весь город, наблюдая строгий этикет и не узнавая никого в лицо».

По воспоминаниям Феофила Толстого: «В Петербурге к Голицыной ездил на поклонение весь город, а в день именин ее удостаивала посещением вся царская фамилия. Княгиня принимала всех, за исключением государя императора, сидя и не трогаясь с места. Возле ее кресел стоял кто-нибудь из близких родственников и громко называл гостей, так как в последнее время княгиня плохо видела. Смотря по чину и знатности гостя, княгиня или наклоняла только голову, или произносила несколько менее или более приветливых слов». «К ней вели каждую молодую девушку на поклон. Гвардейский офицер, только что надевший эполеты, являлся к ней, как к главнокомандующему». Власти всячески угождали Голицыной. Зная ее сохранившееся до старости пристрастие к карточной игре, чему препятствовало лишь слабеющее зрение, для нее силами питомцев воспитательного дома делали специальные колоды карт увеличенного формата.

Однажды на вечере в Зимнем дворце Голицыной представили графа Александра Чернышева, одного из членов следственной комиссии по делу декабристов. Как рассказывали, «княгиня не ответила на почтительный поклон первенствующего царского любимца и резко сказала: “Я не знаю никого, кроме одного графа Чернышева – того, который в Сибири”» (декабрист Захар Чернышев, внучатый племянник княгини, был осужден на каторгу). По иронии судьбы после смерти Голицыной в 1837 году (она лишь на полгода пережила Пушкина) ее дом был куплен казной и в качестве служебной резиденции предоставлен военному министру Чернышеву, а после и подарен ему.

Чтобы оценить всю необычность существования этой властной и умной старухи, нужно представить себе, каков был русский двор и русская жизнь в николаевское время. Голицына была последним реликтом екатерининского (и даже елизаветинского!) царствования, времен, которые с полным правом можно назвать вершиной русского феминизма. Что за мука делать карьеру при дворе Николая Павловича – холодном, очень мужском, дисциплинирован ном! Насколько веселее, легче и проще было «при матушках-государынях» – при том что речь не шла о легкомыслии и упрощении сложных проблем. Женские царствования русского XVIII века были эффективны и явились золотым веком русской культуры и русской государственности. Империя неуклонно прирастала территориально, и время проклятых вопросов «кто мы?» и «где мы?» еще не наступило: страна дышала спокойно и уверенно. Едва ли сама графиня или ее современники отдавали себе в этом отчет, но эта уверенная в себе, остроумная и независимая старая дама воплощала лучшие черты времени, символом которого стала в конце собственной жизни в 1820–1830-е годы.

Для желающих найти в современных реалиях отголоски пушкинского текста задача окажется непростой. Дом Голицыной неоднократно перестраивался еще в XIX веке, а в советское время интерьеры были радикально обезображены при устройстве здесь поликлиники ГУВД. Теперь анфилады разгорожены под небольшие кабинеты, в холле на огромном дубовом столе стоят фикусы в кадках.

Сохранились входные двери (с выбитыми филенками), остатки лепнины в вестибюле, люстра, лепной плафонрозетка, резные двери с десюдепортами, зеркало вокруг камина с часами наверху. Как и в повести их марка – Leroy Paris. В коридорах, выкрашенных масляной краской, с рекламой патентованных лекарств и стенгазетой «История МВД России», может встретиться старинное зеркало на консоли, и что самое удивительное – действительно существует чугунная лестница, якобы по которой Герман тайком покинул спальню графини. А. П.

«Усатая княгиня» (Голицына). Рисунок Пушкина