Доходный дом и торговый банк М. Вавельберга. 1912 г.

Понятие «банк» традиционно и крепко ассоциируется с понятием «надежность». Последствия такой ассоциации могут быть самыми разными. У нас до сих пор сохранилось сугубо патриархальное представление о банковской архитектуре: чем увесистей склад для денег, тем лучше. А потому самый адекватный образ банка – крепкий амбар с мощными засовами, грубый финский сарай, выложенный из валунов, с маленькими окошечками. Неудивительно, что современные банки стремятся вселиться в дореволюционные банковские офисы, словно бы традиция и не прерывалась. В здании бывшего АзовскоДонского банка (Большая Морская ул., 3–5, арх. Ф. Лидваль) десятилетия располагался телеграф, а теперь – Телекомбанк. И надо полагать, что весь район Морских улиц, ставший на рубеже XIX–XX веков петербургским Сити, имеет схожую перспективу. На Морских множество замечательных банковских строений, есть и два абсолютных шедевра – квинтэссенции «амбаров». Это постройки архитектора Марьяна Перетятковича: дом № 15 по Большой Морской, бывший Русский торгово-промышленный банк (РТПБ, 1912–1914), и за углом – бывший доходный дом и торговый банк М. Вавельберга, Малая Морская ул., 1 (1911–1912). Они оба – крепкие, мощные, серые, увесистые, тяжеловеснейшие гробины-броненосцы. Назвать эти творения Перетятковича архитектурными новациями вряд ли кто-нибудь решится, но в то же время их и не порицают. В них нет особого изыска, это честный и запоздалый плод эклектики (или историзма), естественный продукт петербургской архитектуры второй половины XIX века. Если главный принцип историзма – умный выбор, то здесь он налицо. Что соответствует банкам в благородном сознании? Италия XV–XVI веков, Флоренция, Медичи, Венеция, торговля, а заодно и расцвет искусств. Дом Вавельберга смутно ориентируется на палаццо Дожей в Венеции (фасад по Невскому), для РТПБ тоже можно найти близкие венецианские и тосканские аналогии XV и XVI веков. Детали свидетельствуют об образованности зодчего: окна и решетки из одного дворца (флорентийские палаццо Медичи-Рикарди и Питти), колонны от Палладио, грубоватость камня и руста напомнят о палаццо дель Те в Мантуе. Но уточнения излишни, ведь пафос ясен и так. И оттого столь удивительна эта архитектура для своего времени: никакого отсвета эпохи. Вся инженерная конструкция запрятана, все упаковано гранитными блоками. Единственное, что выдает начало XX века, – масштаб, гнетущая тяжесть, гипертрофированность, особенно нижних этажей (прежде всего РТПБ). Тяжеловесно, но отчетливо, спору нет. Как раз поэтому так и выигрывают постройки Перетятковича на фоне других расположенных рядом банков. По сравнению с ними здания В. Шретера (к примеру, Русский для внешней торговли банк, Малая Морская ул., 32, 1887–1888) обычны и только добротны в качественно дорогой отделке фасадов: мелочная суховатость аккуратненьких деталей, но не более того. А здесь – торжество массы. Быстрая эволюция российского банкостроения на рубеже веков достигла своего зенита. Ведь до той поры таких коммерческих банков и не было. Одно государство. Вспомните Ассигнационный банк Дж. Кваренги на Садовой: просветительская ясность и благородство классицизма. Но в его чистоте – одни государственные депозиты, а здесь – частные вкладчики. Характерно, что постройки Перетятковича «передавят» и Государственное казначейство на Фонтанке, возведенное в то же время (дом 70–72, арх. Д. Иофан и С. Серафимов, 1913–1915). Дома Перетятковича облицованы гранитными блоками – для пущей внушительности.

Много серого финского гранита, очень много. Чуть раньше, в 1904–1906 годах, Отто Вагнер строит в Вене Почтовый сберегательный банк, отделывая фасадтонкими мраморными плитами, закрепленными элегантными заклепками: экономия, нобилитирующие элементы и touch нового времени (конструкция крепления как новая эстетика). Здесь же должно возникнуть ощущение сложенного из гигантских блоков монолита. Никакой экономии, и не пыль, а камень в глаза. Собственно, именно потому эти дома так любишь в детстве: они как крепости и замки, неприступны и загадочны. Даже жаль, что с годами завеса таинственности исчезает, а неожиданности никакой. Архаическая в своей массивности архитектура подбрасывает памяти старомодное слово – «ледник».

Благородные претензии также заметны и в интерьерах: громадные операционные залы, у Вавельберга с желтыми (сиенскими) колоннами искусственного мрамора, а в РТПБ – полированный темно-розовый гранит и росписи. Залы эти великолепны и потрясающе классичны, на фоне ионической колоннады РТПБ Казанский собор отдыхает, а ренессансная точность кессонированного потолка (там же) вообще не имеет равных в Петербурге: забавны аллегории торговли и мореплавания, гиперблагородно сочетание живописных вставок и рельефов. Превосходны и детали: квазивенецианские тяжелые ренессансные светильники и роскошная резная скамья в банке Вавельберга. В доме Вавельберга уже много лет располагаются кассы Аэрофлота. Для тех, кто хотел улететь в 1980-е, угрюмая мощь этого здания была преследующим призраком советского времени. Те времена кажутся уже невозвратно далекими, и те бесконечные очереди, и те волнения, а кассиры все те же, только неизмеримо любезнее. Но все эти детали (полутемный проходной операционный зал в РТПБ, заставленный барахлом, и пустующий зал в доме Вавельберга) не отменяют главного – типологии банка, адекватной и нашему времени. В России банк должен быть только таким. Но вспомните Франкфуртна-Майне с его осями банковских небоскребов. Их стекло, сталь, прозрачность – символ новых технологий, нового времени и новой динамики. Глав- ный офис Центрального европейского банка (European Central Bank) будут строить такие мастера деконструкции, как CoopHimmelb(l)au, – гигантские, вздыбленные в небо полигональные объемы, скосы, трудно удерживаемый баланс и пронзительное сияние. Впрочем, есть и другое, близкое к нам, – камни-блоки построек Марио Бота (банки в Базеле и Лугано1980-х годов). На сегодняшний день уже старомодная, но добротная архитектура массы и увесистости. Искомый эффект тот же, что и у Перетятковича: чужие здесь не входят. Алексей Лепорк

Интерьер банка Вавельберга