Лучшие петербургские рассказчики ХХ века Александр Куприн и Сергей Довлатов (а он считал Куприна своим учителем) жили в разное время, но в двух минутах ходьбы друг от друга. Куприн написал свои главные вещи – «Поединок», «Штабс-капитан Рыбников», «Белый пудель», – пока жил на Разъезжей, 7. Довлатов через 50 лет – в трехстах метрах севернее, на ул. Рубинштейна, 31. Оба в отличие от большинства отечественных классиков не претендовали на роли властителей дум, предпочитали писать не романы, а рассказы и повести, имели социально-пестрый круг знакомых и вели образ жизни, который принято называть богемным.

Александр Куприн, начинающий киевский писатель, в 1901 году уже опубликовавший «Молох» и «Олесю», замеченные Чеховым и Горьким. Куприну уже перевалило за 30, в столице он никого не знал. Иван Бунин – тертый калач в петербургской периодике, сверстник и приятель Александра Ивановича – решил помочь способному провинциалу. Будущий нобелевский лауреат повез Куприна завоевывать столицу весьма практически: он решил организовать ему, как сказали бы сейчас, «прописку через брак». Одним из лучших столичных толстых журналов был «Мир Божий». У владелицы – светской дамы и либералки Александры Аркадьевны Давыдовой – была приемная дочь Мария, бестужевка двадцати лет. Куприн в «Мире Божьем» публиковался и хозяйкой был весьма ценим.

В феврале 1901 года Бунин привел Куприна к Давыдовой: «Разрешите представить вам жениха – моего друга Александра Ивановича Куприна. Обратите благосклонное внимание – талантливый беллетрист, недурен собой… Алексанр Иванович, повернитесь к свету! 31 год, холост. Прошу любить и жаловать!». Шутки шутками, а в рождественский сочельник 1902 года Куприн сделал предложение, оно было принято. А еще через год, 3 февраля 1903 года, состоялась свадьба. Венчал модный либеральный священник Григорий Петров, посажённой матерью была Ольга Францевна Мамина (жена писателя Мамина-Сибиряка), посажённым отцом знаменитый критик Николай Михайловский (его близкие отношения с матерью невесты, вдовой директора Петербургской консерватории, ни для кого не были секретом).

В том же году Анна Аркадьевна умерла, и Куприн стал мужем новой хозяйки «Мира Божьего» Марии Карловны Куприной-Давыдовой. Редакция с июля 1902 года помещалась на Разъезжей, 7. Первый этаж дома занимала аптека, на втором – редакционный офис, на третьем – квартира хозяйки, одна комнатка – Куприна. У Куприных родилась дочь Лида. Дом был тонный – швейцар, бонна, две горничные, журфиксы, парадные обеды: весь петербургский либеральный бомонд. Супруга слегка стеснялась Куприна: вспыльчивый, часто под хмельком, приятели – репортеры повременной прессы, цирковые артисты, борцы. Поэтому довольно быстро Куприн фактически стал жить отдельно – снимал комнаты неподалеку, там и работал. В редакцию (он отвечал в «Мире Божьем» за прозу) заходил днем, ночевать возвращался глубокой ночью, по черному ходу. Между тем слава Куприна росла. В эти годы он написал «Мирное житье», «Корь», «Штабс-капитан Рыбников», «В цирке», «Болото», повесть «Поединок».

Кстати, действие «Штабс-капитана Рыбникова», лучшей русской шпионской новеллы, происходит рядом. Модный петербургский адвокат Щавинский знакомится у «Давыдки» (этот любимый кабачок Куприна находился на Владимирском, 7) с офицериком странной калмыцкой внешности и заподозривает в нем японского шпиона (дело происходит во время осады Порт-Артура). Чтобы заставить офицера расколоться, он приглашает всю компанию в дорогой публичный дом: «Когда они уже сидели на извозчике и ехали по Кабинетской улице, Щавинский продел свою руку под руку офицера, нагнулся к самому его уху и сказал чуть слышно: «Не бойтесь, я вас не выдам. Вы такой же Рыбников, как я Вандербильт. Вы офицер японского генерального штаба, думаю, не меньше чем в чине полковника, и теперь – военный агент в России...» Но Рыбников не слышал его слов за шумом колес или не понял его. Покачиваясь слегка из стороны в сторону, он говорил хрипло, с новым пьяным восторгом: «З-значит, мы с вами з-закутили! Люблю, черт! Не будь я штабс-капитан Рыбников, русский солдат, если я не люблю русских писателей! Славный народ! Здорово пьют и знают жизнь насквозь. Веселие Руси есть пити. А я, брат, здорово с утра дерябнул».

Меж тем Мария Карловна не хотела и не могла смириться с образом жизни мужа. Она трактовала его как испорченного талантливого ребенка, которому нужна строгость. Из своей гарсоньерки он мог показаться у супруги только по предъявлению новых страниц рукописи. Когда же Александр Иванович попытался обмануть жену, предъявив ей уже однажды показанные страницы, черный ход закрыли на цепочку и отныне Куприна пускали в супружеский дом только по предъявлению нескольких вычитанных Марией Карловной страниц свеженаписанного текста (в то время он как раз работал над «Поединком»). Своенравного и гордого писателя это бесило. Он отказался отдать свою повесть в «Мир Божий», объяснив это главному редактору Федору Батюшкову так: «Меня всегда тяготила моя «родственная» связь с журналом; часто мне приходилось слышать темные намеки, товарищеские шутки, отголоски сплетен, смысл которых заключался в том, что меня печатают в журнале ради близости к нему. Многие и до сих пор говорят мне «ваш журнал» или еще лучше «ваш богатый журнал». И вот поэтому-то повесть, которая для меня составляет мой главный девятый вал (sic!), мой последний экзамен, я и хочу отделить от этого родственного благоволения».

Свидания супругов были все реже, и в 1907 году Куприн окончательно съехал с Разъезжей на Пушкинскую в меблированные комнаты «Пале Рояль», а в марте 1907-го уезжает в Финляндию со своей будущей женой Лизой Ротони, младшей сестрой первой жены Дмитрия Мамина-Сибиряка. Да и редакция «Мира Божьего», переименованного в «Современный мир», переехала на Надеждинскую ул. (сейчас улица Маяковского).