Н. Ульянов. Весна в городе. 1840-е гг.

В 1845 году Николай Некрасов выпустил двухтомный альманах "Физиология Петербурга", где русские литераторы, близкие кругу "Отечественных записок" - Даль, Белинский, Григорович, Панаев и сам Некрасов, описали повседневную жизнь столицы и нравы разных сословий русского общества. В этом они ориентировались на очерки французских коллег, Бальзака и Дюма, Жанена и Леру, которые в те же годы с интересом изучали Париж и его жителей как единый физиологический организм. Каждый из авторов, привлеченных Некрасовым, выбрал сюжет, близкий сердцу. Белинский написал о вкусах публики Александринского театра, Григорович - о "маленьком человеке", шарманщике, бродящем по трущобам почти диккенсовского Петербурга, Некрасов - о мытарствах разночинца на "дне" Петербурга. Евгений Гребенка избрал объектом изучения Петербургскую сторону, где, по его наблюдениям, живут люди, потерпевшие крушение в жизни. Он добросовестно живописал ее в традициях натуральной школы - с вниманием к деталям и попыткой "научного" обобщения типов жителей. По рецепту Некрасова "открыты тайны, подсмотренные в замочную скважину, подмеченные из-за угла и схваченные врасплох". Сегодня цветистый стиль и демократический пыл могут показаться отцветшими, благодаря Гребенке Петербургская сторона 1840-х годов получила своего певца, как Невский проспект - Гоголя, а Сенная - Достоевского. Мы выбрали из пространного очерка фрагменты, характеризующие прежде всего кварталы, примыкающие к Ждановке и Малой Невке.

Большая Зеленина улица славилась своими трактирами

"Если у вас много денег, если вы живете в центре города, катаетесь по паркетной мостовой Невского проспекта и Морских улиц, если ваши глаза привыкли к яркому свету газа и блеску роскошных магазинов и вы, по врожденной человеку способности, станете иногда жаловаться на судьбу, то советую вам прогуляться на Петербургскую сторону, эту самую бедную часть нашей столицы; посмотреть на длинные ряды узких улиц, из которых даже многие не вымощены, обставленные деревянными домами, чем далее от Большого проспекта, тем тише, и мрачнее, беднее… Вспомните, что в них живут тысячи бедных, но честных тружеников, часто счастливых по-своему, и поверьте, вам станет совестно ваших жалоб на судьбу. После страшной тьмы грязного переулка, едва освещаемого в одном конце тусклым фонарем, вы оцените солнечный свет газа; после неровной мостовой, толкающей вас беспрестанно под бока, вы спокойно вздохнете, когда коляска ваша плавно покатится по торцевой мостовой, после вида на мелочную лавку с разбитыми стеклами ваши глаза приятно отдохнут на зеркальных окнах магазинов, уставленных изысканными предметами роскоши.Иногда очень полезно прогуляться по Петербургской стороне. При Петре Первом здесь жили люди именитые, как видно из названий Дворянских улиц, но впоследствии многие дворцы выстроились на противоположной стороне, и город, торгуя с Москвой и центральными губерниями, начал расширяться к московской заставе.

И. Щедровский. «Прачка». Альбом «Вот наши!». 1846 г.

А Петербургская сторона, отрезанная от центра рекой, лежащая на север к бесплодным финским болотам, сделалась прибежищем бедности. Какой-нибудь чиновник-бедняк, откладывая по нескольку рублей от своего жалованья, собирает небольшой капитал, покупает за бессценок кусок болота на Петербургской стороне, выстраивает на нем из дешевого материала деревянный домик и, дослужив до седых волос, переезжает туда доживать свой век. (…) Бедный чиновник-мечтатель, бросивший свой родной город и приехавший наобум искать в столице счастия, оглядывается с ужасом на свое положение и удаляется на Петербургскую сторону - там есть для него квартира по карману, там все ему напоминает свой провинциальный городок. И освистанный актер, и непризнанный поэт, и оскорбленная чем-нибудь на белом свете девушка - все убегают на Петербургскую сторону, расселяются по мезонинам и в тишине предаются своим фантазиям.

Здесь вы найдете и несчастного купца-банкрота по излишней доверчивости к людям, но не найдете злостного банкрота - они не живут не Петербургской, они любят шум и блеск.Здесь вы найдете мастеров без подмастерьев и работников, горничных без барынь, и барынь без горничных, сады без деревьев и деревья без сада, растущие бог знает как и для чего; есть речка Карповка, в которой не бывает вод, и есть переулки, постоянно покрытые лужами, где плавают утки. (…)

Петербургскую сторону прорезывает чистый прекрасный Каменноостровский проспект. Сторона, прилежащая к Тючкову мосту, украшена кадетскими корпусами и другими каменными зданиями. Здесь уже вы увидите и карету, и генеральские эполеты, и щегольски парные дрожки доктора или эконома, часто услышите стройный хор полковой музыки, нередко мимоходом заметите на окнах богатые занавеси, в комнатах изящную бронзу и порядочные картины; здесь уже пьют шампанское, едят трюфели, курят сигары, хоть больше домашнего приготовления, но положенные в иностранный ящик, здесь толкуют об опере, но не без греха, читают журналы, судят о французском спектакле, правда, часто понаслышке. Словом, здесь Петербургская сторона просветилась. (…)

Летом сторона оживает вместе с природой. Дачемания, болезнь, люто свирепствующая между петербуржцами, гонит всех из города. Люди, по словам поэта: "И скачут, и ползут, и едут, и плывут" вон из Петербурга, кто побогаче - подальше, а бедняки - на Петербургскую сторону. Здесь та же деревня, воздух чистый, дома деревянные, садов много, к островам близко, а главное, недалеко от города, три или пять верст ходить к должности.

А. Наумов. «Старый друг». 1889 г.

Все дома и домики, все мезонины и чердаки занимаются дачниками, мелочные лавочники покупают припасов второе больше обычного. Клавикордная улица, ведущая к Крестовскому перевозу, гремит от дрожек и заселяется бесчисленным множеством всяких торговцев и промышленников, каждый вечер переулки заполняются толпами разноцветных дам и кавалеров. (…)

Зато как замирает Петербургская сторона на зиму! С появлением первых желтых листьев на деревьях дачники, словно перелетные птицы, перебираются в центр. Сторона пустеет, становится день ото дня тише, мрачнее, улицы покрываются грязью. Иные вымощены камнем превосходно, другие тонут в грязи, и извозчик ни за какие деньги не поедет по ним, некоторые выстланы поперек досками и езда по ним очень потешна - едешь, будто по клавикордным клавишам.

Жители Петербургской стороны обыкновенно обедают дома, трактирной жизни здесь никакой нет. Жильцов "с чаем" жители принимают к себе редко. "Чай - дело дорогое, обыкновенно говорят отдающие квартиру, - к вам пожалуют, милостивый государь, гости, гости чай любят, а взять с вас дорого никак не приходится, да вы и не дадите. Да и вам: то нальем несладко, то сладко, возникнут неудовольствия!" Недалеко от корпусов (кадетских. - Ред.) живут унтер-офицерши, держащие коров. Они пускают к себе жильцов рублей за пятнадцать ассигнациями в месяц. Человеку дают место для кровати в общей комнате с хозяевами и кормят обедом, большей частью молочным.

На Петербургской стороне, как в бедной части города, нет ни театров, ни фокусников, никаких удовольствий, способствующих убить праздное время за деньги. Говорят, местные жители не охотники до сценических представлений и даже редко посещают Александринский театр. Мне кажется, это обвинение несправедливо, а вернее, что простынет всякая горячая охота от путешествия с Петербургской стороны в Александринский театр по осенней сырости и слякоти или зимней вьюге и морозу. (…)

Петербургская сторона граничит с одной стороны с Крестовским островом, ее набережная, противоположная Крестовскому, уставлена порядочными домиками, дачами, окаймлена садами, где летом бывают неприхотливые увеселения, то горят бумажные китайские фонари, то играет музыка. Но описание того края я отложу до другого времени - он составляет что-то общее с Крестовским, а о том можно рассказывать долго - была бы охота слушать".

Жители слободы в очереди за бесплатными обедами. 1903 г.