Благородные девицы обитали за высоким забором бывшего монастыря
Смысл понятия «Смольный» за три века менялся не раз. В петровское время это был работяга Смоляной двор с черными хвостами дыма, котлами смолы, запахом дегтя и мужицкого пота. Винтик военно-промышленного комплекса Петербурга наряду с адмиралтейскими верфями, пороховыми мельницами, пеньковыми складами и лесопильнями: все для флота, все для победы. Затем Смольный ассоциировался с туго затянутыми корсетами воспитанниц женского института, классными дамами, инспектрисами, французским языком и благородными манерами. В ХХ веке, говоря «Смольный», подразумевали Ленина, в нынешнем – просто власть, партийную и хозяйственную: Смольный решил, Смольный поручил, Смольный потребовал. Амбивалентность значений выдает топонимика: Смольная набережная, Смольный проспект, но улица не Смольная, а Смольного – именно того Смольного, штаба революции.
2 | Пространства нехарактерные для центра |
Неизвестно, задумывал ли сам Растрелли такие пространства вокруг Смольного монастыря, но в ХХ веке соседство горисполкома пошло барочному комплексу на пользу. Перед собором создали огромную эспланаду, из квартала убрали малозначительные здания. Теперь здесь все отлично просматривается-простреливается. И дует всегда очень сильно.
На площади Пролетарской Диктатуры чувствуются чужие волевые решения
|
|
Смольный собор часто задействован в обзорных экскурсиях. Пробок на подъезде не бывает, всегда есть где поставить автобус. Пока туристы, открыв рот, фотографируют «шедевр русского барокко», вокруг отираются фарцовщики. Они пасутся здесь уже давно, значит, место не только смольное, но и хлебное.
Автобусы с туристами прибывают к Смольному собору один за другим
Здесь нет ни жилых домов, ни магазинов, ни общепита. Только присутствия: представительства, комитеты, британское консульство, банк «Газпрома», концертный зал. Мощная концентрация власти – здесь заседают высшие должностные лица не только города, но и области – сказывается на контингенте обитателей. Чтобы поймать машину, надо долго куда-то идти, и лишь в районе Таврической улицы начинают попадаться обыкновенные водилы, а не надменные шоферы на дорогих черных машинах.
В 1927 году образ вождя еще не обрел канонизированной доброты «дедушки Ленина»
|
|
|
|
 |
Местный
Вячеслав Афончиков
врач о соседстве школы № 157 с Большим Братом Смольным
|
Я пришел в десятый класс 157-й экспериментальной школы Академии педагогических наук (в прошлом гимназия принцессы Ольденбургской) в 1978 году. Школа очаровала нас вековой историей, добротностью: высокими потолками и широкими коридорами, мебелью мореного дуба и замысловатыми бронзовыми
оконными задвижками. Строгость и требовательность учителей были таковы, что никто из моих одноклассников не прибегал к услугам репетиторов, большинство без проблем поступили в престижные вузы бывшего СССР. Выпускники этой школы пользовались международным признанием даже в военные годы. В блокаду здесь располагалась учебка, где готовили зенитчиков, тех самых, о которых генерал-инспектор люфтваффе Швабедиссен напишет потом в аналитическом обзоре: «Ни в одной из европейских стран нам не приходилось сталкиваться с такой мощной и хорошо организованной системой наземной ПВО». На крыше соседнего дома размещался пост МПВО, прикрывавший Смольный. Пушек мы, естественно, не застали, но основания, на которых монтировались зенитки, снимали оттуда при нас, в конце 1970-х. И еще у нас была река, на осыпающийся берег которой мы приходили после уроков. В том месте, где Смольный проспект упирается в Неву, располагалась пристань речных трамваев. Мы не только катались на них, но и испытывали рядом модели парусников и подлодок собственного изготовления. Когда я получаю письма от моих школьных друзей из Лондона, Бруклина и Иерусалима, то понимаю, что речная пристань, на которой играл и мечтал в детстве, влияет на судьбу человека.
Соседство с Большим Братом Смольным накладывало на нашу жизнь определенный отпечаток. Кортежи черных бронированных сто пятнадцатых ЗИЛов были настолько обыденными, что практически не замечались нами. В другой раз, выйдя из школы, мы оказывались в окружении революционных матросов, солдат с красными бантами и легендарных английских броневиков «Остин». На боках у них отчетливо просматривались закрашенные зеленой краской черепа и кости, что указывало на их белогвардейское прошлое, – шли съемки фильма «Красные колокола». Чуть дальше, за Смольным, стояло аккуратное здание музыкальной школы, куда ходила учиться игре на домре моя одноклассница, в которую я был влюблен. Первая любовь, друзья на всю жизнь – вот с чем ассоциируется у меня квартал. А колыбель революции, кортежи власти и пролетарии всех стран – лишь декорации.
|