 |
Слово редактора
Анна Петрова
о новодевичьем прошлом и мужском будущем квартала
|
В массовом сознании смолянка – благородная девица – идеальна, как Россия, которую мы потеряли. Красива, как Смольный собор, одарена талантами, поет-танцует-музицирует по примеру смолянок с полотен Левицкого, образованна, говорит на иностранных языках, фрейлина, не меньше, – «на короткой ноге с королевой». Со значением произнесенная фраза «ведь ее прабабушка из смолянок» даже сейчас способна объяснить безупречную осанку и сдержанные манеры порядочной барышни. Благородно-девичья аура распространяется на все бело-голубое каре Смольного монастыря и даже улучшает репутацию соседнего бастиона власти. В музее Смольного больше востребована экскурсия именно про девиц, а не про Ленина и большевиков, занявших летом 1917-го дортуары воспитанниц.
Однако стоит почитать мемуары смолянок не екатерининских времен, а годов 1840–1850-х, и на здания Смольных женских институтов – Николаевского (для дворянок, будущий горисполком) и соседнего Александровского (для мещанок, сейчас занят комитетами Ленобласти) – начинаешь смотреть иначе. Это были прекрасные снаружи, ужасные внутри женские, точнее, детские тюрьмы, куда несчастных девочек, оторвав от семей, заточали на семь-девять лет без единых каникул, без возможности поехать домой повидать близких, хотя бы раз выспаться в теплой постели, досыта пообедать, побегать со сверстниками, вдоволь посмеяться. Их муштровали, унижали, морили голодом и холодом до обмороков и ничему толком не учили. Институтка, она же кисейная барышня (выпускное платье шилось из кисеи), в XIX веке существо анекдотическое – наивная, сентиментальная «дура набитая», совершенно не знающая жизни, продукт социального эксперимента: воспитания человека в плотно закрытой банке без всяких контактов с внешним миром – семьей, природой, городом, обществом.
Более ста пятидесяти лет квартал сохранял казарменные порядки, служа резервацией для сотен девушек от девяти до семнадцати лет. Все обитательницы были одеты в форменное платье, передвигались парами и редко выходили за ограду. Улицы были названы в честь начальниц института: Лафонская, Леонтьевская, Пальменбахская. После событий 1917 года слово «Смольный» обрело новый смысл и сакральное пространство власти, следствие чего – по-московски масштабная расчистка района в 1970-е годы и создание площади Пролетарской Диктатуры. С тех пор пустые широкие улицы всегда готовы пропустить кортеж с мигалками, чистота и порядок гарантированы. Приехать погулять приятно, но кофе выпить решительно негде.
|
|
|
|
|
