После реконструкции 1970-х годов усадьбу привели в соответствие с первоначальным планом Кваренги
|
сего три года, как этот зодчий живет и работает в России, а он уже затмил здесь всех своих коллег, как местных, так и приезжих.
Перед ними выбор – принять усовершенствованный классицизм итальянского зодчего или отойти на второй план, исчезнуть. Василий Баженов,
предполагаемый создатель дома прежнего хозяина усадьбы – Григория Теплова, при всей оригинальности был не в силах тягаться с одним из
ведущих европейских мастеров того времени. К началу 1780-х в столице уже строят несколько крупных зданий по проектам Кваренги: Ассигнационный банк на Садовой улице, Эрмитажный театр, Академию наук… Все это – для Екатерины II, которая давно мечтала найти кого-то, кто привил бы русскому искусству «спокойное величие и благородную простоту», свойственные, как тогда полагали, древним грекам. Императрица ценила Кваренги и, вероятно, неохотно отпускала работать на сторону.
Дом Безбородко – одно из немногих сохранившихся произведений Кваренги в усадебном жанре. Когда-то их было больше, но все равно последователь Андреа Палладио, из многообразного наследия архитектора XVI века выбравший в качестве образца именно загородные дома венецианской знати, был обречен служить державе с принципиально иным политическим строем – монархии, не республике. А потому дворцы и государственные учреждения, военные, общественные постройки – вот основной круг его заказов. Конечно, русское дворянство, сравнительно недавно получившее право жить
в родовых имениях, легко восприняло новейшие архитектурные веяния, среди которых первое место занимали простые и строгие дома в «палладиевом вкусе». Однако из построенного в предместьях столицы с уверенностью приписать Кваренги можно лишь этот дом да еще дворец Юсуповых на Фонтанке, 115. Предполагают, что он мог участвовать в создании усадеб Жерновка (Ириновский проспект, 9) и Кирьяново (проспект Стачек, 45).
Типовой проект
Последователи Кваренги по всей стране возвели немало похожих на дом Безбородко зданий. Трехчастное симметричное построение (основной корпус плюс два флигеля), скромный декор, а главное, портик с треугольным фронтоном в центре фасада давно уже воспринимаются как сугубо русский тип старинного дома, или, вернее, образец того, каким и должен быть классицизм. Именно Кваренги смог не только создать доступный перевод южных форм на язык русской зимы (высокие крыши, печи, толстые стены), но и разработать на основе приемов Палладио своего рода набор легко тиражируемых образцов, следы которых можно отыскать даже в советской архитектуре 1950-х. Барокко оставалось стилем единичных решений, всякое тиражирование разрушало его изысканные мотивы, а неумелые повторы дискредитировали прообразы. Палладианская же традиция с ее здоровым консерватизмом прижилась во многих странах, где, как в России, искали основу для массового строительства.
Модный зодчий
Даже странно, как быстро Кваренги обрел в России статус актуального зодчего, ведь до приезда сюда у него практически не было возможности что-либо построить. Его известность за рубежом основывалась преимущественно на превосходных архитектурных рисунках и нескольких неосуществленных проектах. И все же те, кто рекомендовал Кваренги Екатерине, не ошиблись: изучая римские древности, равно как и постройки своего великого соотечественника
Палладио, вчитываясь в его книги, зодчий хорошо подготовился к той блестящей карьере, что уготовила ему судьба в далекой северной стране. Ему повезло: почти все из задуманного было построено и почти все сохранилось.
Не обошлось, конечно, без грубых искажений, вызванных изменением назначения построек. Вот и усадьба Безбородко на Свердловской набережной сохранилась лишь фрагментарно. Ей давно уже служат фоном не могучие дубы, но фабричные цеха и трубы. Мало что осталось от огромного парка, окружавшего ее; его северная часть (вдоль Полюстровского проспекта), где частично уцелел пруд, кажется теперь чем-то самостоятельным, отрезанным от усадебного дома бетонными заборами. У дома Юсуповых на Фонтанке, также воздвигнутого между рекой и искусственным прудом, иная судьба. Мало кто
знает его фасад, выходящий на Фонтанку, но вид со стороны Садовой помнят многие: пруд затейливой формы преумножает отражением совершенство фасада, настолько умело рассчитаны расстояния. И хотя в Неве обычно нет отражений, зодчий и перед невскими безмерными пространствами не стушевался – усадьба Безбородко заметна издалека и гораздо привлекательней многих своих соседей. Замечательна способность Кваренги творить
в согласии с природным окружением, иначе не стал бы он главным зодчим России и Петербурга с их бескрайними просторами. Вместе с дворцами зодчий проектировал и парки, подражающие дикой природе. Эти парки с непременными лужайками и живописными группами деревьев пришли из Англии, итальянская архитектура ничего подобного не знала. Окрестности вилл Палладио – лишь сельхозугодья. В лучшем случае там есть какой-нибудь скромный садик, отдаленно напоминающий примеры из Средней Италии, но без свойственной им масштабности, без фонтанов и каскадов, которые в низменных приморских землях Венецианской республики создать было крайне сложно.
|
|
Дворцы римской знати, перенятые французским абсолютизмом и далее повсеместно в Европе, получили широкое распространение в XVII веке. Лишь в Англии сохранялся интерес к иному варианту загородного жилища. Но только столетие спустя многочисленным Версалям и Петергофам будет найдена альтернатива – английский парк. Кваренги, хотя ему и не довелось посетить туманный Альбион, с самого начала воспринял такой симбиоз родных ему вилл и пейзажного парка. Не случайно среди его первых построек в России – парк и дворец в Петергофе (погибший в войну), названные Английскими.
На рисунке фасада и плане загородного дома Безбородко хорошо видны прозрачные галереи, впоследствии застроенные
Английские веяния
Совершая архитектурные паломничества в Италию, зодчие Англии довольно рано открыли для себя творчество венецианского гения – Палладио. В Риме большая колония англичан и, особенно, шотландцев (вокруг шотландского двора в изгнании) существовала и в XVIII веке. От них Кваренги мог узнать, какого рода изысканное дополнение к итальянским виллам придумали жители далекого острова. Помимо создания своих необычных парков англичане усовершенствовали Палладио и в том, что сумели вписать его кубические виллы в ткань городской застройки. Для этого им пришлось «вытянуть»
виллы по горизонтали. Так, дом в Кирьянове сильнее всего напоминает прообразы Палладио, ведь его центральный корпус близок к кубу. Усадьбы Юсуповых и Безбородко – уже параллелепипеды, что же говорить о более крупных городских постройках Кваренги. Все это уже не оригинал Палладио, но его английская интерпретация. И мотивы крепостной архитектуры (башни как напоминание о средневековых замках) в дворянских усадьбах можно встретить чаще всего на родине Вальтера Скотта. Не стоит забывать о том, что по прибытии в Россию Кваренги некоторое время соревновался здесь с представителем именно английского палладианства – шотландцем Чарльзом Камероном, приехавшим годом ранее и тоже из Рима. В этом споре Кваренги одержал убедительную победу, его соперник был буквально заточен в пригородах, столица и иные города империи были для него закрыты. Тем не менее Кваренги мог кое-что позаимствовать у своего конкурента. Не Камерон ли напомнил итальянцу о таком необычном варианте трехчастной композиции виллы, когда боковые корпуса не параллельны основному, но плавно закруглены? При кажущейся очевидности такого решения оно нехарактерно как для Палладио, так и для его английских последователей. Сам великий итальянец говорил: эти виллы как бы простирают дружеские объятия гостям… Закругленные корпуса должны были только усилить этот образ! Но единственный проект Палладио с закруглением – вилла в местечке Меледо – остался на бумаге, так что чуть ли не первым воплощением этой идеи в палладианстве стал Павловский дворец. А ближайшие аналоги, как ни странно, следует искать в архитектуре барокко (например, дворцы в Ораниенбауме и Гатчине). Кваренги то и дело возвращался к такому плану, так по воле зодчего в Москве на Садовом кольце распростер объятия странноприимный дом (больница имени Склифосовского).
Объятия галерей
Галереи Палладио имели также практическое назначение, там сушили сено. Подобной близости к природе палладианцы следующих веков старались все-таки избегать, к тому же в северном климате разумнее, конечно, соединять центральный корпус с флигелями посредством закрытых переходов, тогда как у Палладио они открыты с внутренней стороны (таким был выстроен и Павловский дворец). Наряду с изначально закрытыми переходами Кваренги опробовал и прямо противоположное решение: открыть галереи с обеих сторон. Сначала в здании Ассигнационного банка на Садовой, а затем и в усадьбе Безбородко. Замечательный пространственный эффект, навеянный, вероятно, древнеримскими руинами, в том и другом случае, к сожалению, утрачен: при последующих реконструкциях функционально бесполезные колоннады сделали частью интерьера. Так что теперь составить хотя бы приблизительное представление о еще одном неканоническом мотиве можно только по необычной композиции ворот Крестовоздвиженской церкви на Лиговке (архитектор Александр Постников), колоннады которой отмечены явным влиянием Кваренги. Итак, в доме Безбородко Кваренги мастерски соединяет различные архитектурные образы – средневековые башни, римские галереи, палладианский фронтон, барочные изгибы – и скрепляет их своим безупречным чувством гармонии и масштаба. Несмотря на утрату внутреннего убранства, здание остается подлинным центром того квартала, где когда-то создал свою усадьбу екатеринский вельможа. Иван Саблин
|
|
|
|
|
Заказчик
 |
Александр
Андреевич
Безбородко
(1747–1799)
|
Одна из ключевых фигур екатерининского царствования. Безбородко не случайно сидит на знаменитой «скамейке» самых-самых у ног государыни на монументе в сквере перед Александринским театром. Почти двадцать лет он осуществлял внешнюю политику России, истолковывая в официальных документах намерения императрицы. Уроженец Малороссии, Безбородко начал свою головокружительную карьеру в канцелярии генерала Петра Румянцева, прошел с ним турецкие походы и был рекомендован императрице как человек, обладающий феноменальной памятью и сжатым точным стилем в деловых бумагах. Екатерина II, ценившая таланты, взяла Безбородко секретарем и не пожалела: в течение долгих лет он был ее постоянным докладчиком. Вскоре секретаря направили в коллегию иностранных дел, главой которой он фактически стал, как только умер его шеф – Никита Панин. Пост «министра иностранных дел» Безбородко совмещал с должностью «министра связи»: до самой смерти он возглавлял отделенный от коллегии почтовый департамент. Удержался Безбородко и при Павле I. По легенде, он отдал императору завещание Екатерины, в котором та лишала сына престола. После такого поступка граф был осыпан милостями, получил тысячи новых крепостных, княжеский титул и чин канцлера – самый высокий в табели о рангах. Читая описания его городского дворца на Ново-Исаакиевской улице (также построен Джакомо Кваренги; сейчас улица называется Почтамтской, а во дворце располагается Центральный музей связи), можно только гадать, как роскошно выглядели интерьеры княжеской дачи в Полюстрове. Просвещенный любитель прекрасного, Безбородко собрал великолепную коллекцию живописи, меблировал свой дом купленными во Франции гарнитурами из Пале-Рояля и Малого Трианона – дворцов Филиппа Орлеанского и Марии-Антуанетты, разграбленных санкюлотами. После его смерти колоссальное состояние перешло к брату – Илье Безбородко, а впоследствии к его дочерям и внукам. Один из них, Александр Григорьевич Кушелев, получил право добавить к своей фамилии фамилию
деда, «дабы знаменитая заслугами фамилия сия с кончиной последнего в роду не угасла, но, паки обновясь, пребыла навсегда в незабвенной памяти российского дворянства». А. П.
Заказчик
 |
Джакомо
КваренгиШарж Алексея Орловского
|
Кваренги был некрасив. Как бы счастливо ни сложилась его жизнь, чувство собственного несовершенства, усиленное насмешками
недоброжелателей, не давало ему покоя. Зодчего столько раз изображали лягушкой, квакающей на болоте (в Петербурге), что Кваренги с высочайшего
разрешения изменил первую букву фамилии – стал Гваренги. Впоследствии, впрочем, традиционное написание было восстановлено, особенно когда семья
архитектора, не желая пускать корни в России, возвратилась после его смерти на родину, в Бергамо. Служа российской короне, Кваренги сохранял подданство, вероисповедание, традиции своей родины. Что же до языка, то русский за тридцать семь лет пребывания в России Кваренги так и не выучил. Зато он научил русских языку своей родной архитектуры.
|
