десь Шостакович начал учиться музыке. Отсюда ходил в школу и в Консерваторию. В этих стенах написал первые три симфонии, оперы «Нос» и «Леди Макбет Мценского уезда», балеты «Золотой век» и «Болт». Здесь 12 мая 1926-го воодушевленная компания друзей и педагогов праздновала его композиторский «диплом» – премьеру Первой симфонии, с большим успехом исполненную в тот вечер в Филармонии. После женитьбы Митя поселился отдельно, а в 1934-м ему удалось перевезти маму из уплотненной коммуналки в отдельную квартиру в Дмитровском переулке.
Шостаковичи переехали в просторную квартиру в 1914 году, после того как глава семьи, Дмитрий Болеславович, поступил на службу в общество
«Промет» – предприятие, получавшее солидные военные заказы. Это был типичный доходный дом: лавки в первом этаже, двор-колодец с дровяными сараями. В 1870 году здание возвели в три этажа, но через несколько лет надстроили: квартиры в этой части города пользовались спросом,
и здания все время «подрастали». Но согласно строительному регламенту того времени, высота дома не могла превышать ширину улицы. На
старой открытке дом № 9 ошибочно раскрашен в два цвета, вероятно, чтобы скрыть монотонность фасада. Окна Шостаковичей – пять крайних справа на последнем этаже.
|
|
Поскольку «барские» квартиры имели два входа – парадный для хозяев и черный для прислуги, при капремонте в советское время их делили
пополам. Так, в 1970-е годы кухня, комната домработницы и детская бывшей квартиры Шостаковичей отошли к «черной» половине, а три комнаты окнами на улицу и передняя – к «парадной». Теперь здесь музей, в экспозиции которого – вещи семей Шостаковича и его жены, Нины Варзар, афиши, программки, Митин рояль. Шостаковичи жили открытым домом. Даже в голодные годы военного коммунизма хозяйка, Софья Васильевна, устраивала домашние «пирушки», с танцами, играми, шарадами. «Еды не было, – вспоминала младшая сестра Мити Зоя, – одна экспрессия». «За недостатком места гости были размещены в двух комнатах, – описывает один из «балов» приятель Шостаковича Борис Лосский. – “Взрослые” – в столовой, под председательством монументального Глазунова (композитор и директор Консерватории. – А. П.), сидевшего перед графинчиком водки, а молодежь – в гостиной, тоже с правом на российский нектар, недавно вернувшийся в эту пору в праздничный обиход». «Не успели мы шагнуть из передней, как перед нами пронесся кто-то галопом верхом на половой щетке в бумажном колпаке, – вспоминает знакомая Шостаковича Наталья Трусова. – И снова взрывы оглушительного смеха. Разыгрывались шарады. Не помню, какое слово было задумано, но вспоминаю особо смешное появление “великосветской красавицы” со старомодным веером, лорнетом и турнюром. У рояля два подростка сопровождали выход действующих лиц комической импровизацией в четыре руки». Желанными гостями на улице Марата были не только Митины сверстники, но и его учителя, дирижер Николай Малько, писатели Михаил Зощенко и Анатолий Мариенгоф, московские друзья: композитор Виссарион Шебалин, пианист
Лев Оборин, маршал Михаил Тухачевский. С утра до вечера проводил здесь время ближайший друг Шостаковича – энциклопедически образованный, знавший двадцать языков Иван Соллертинский, будущий художественный руководитель Филармонии. Он жил на соседней Пушкинской улице, и путь к другу занимал у него всего пять минут через проходной двор. А. П.
|
|
|
|
|
У себя дома
В 1929 году эта фотография была подарена Шостаковичем ближайшему другу, Ивану Соллертинскому. А его сын, Дмитрий Иванович Соллертинский,
принес ее в музей. В 1920-е годы после уплотнения у Шостаковичей из семи комнат осталось лишь три. Уплотнились не только люди, но и вещи: Митин рояль втиснут между окном и письменным столом.
|
