Михаил Зощенко. 1930-е годы
огда в начале 1930-х годов Литфонд решил на кооперативных началах надстроить старый трехэтажный дом Конюшенного ведомства, лучше всякого высотного регламента («не выше карниза Зимнего дворца») действия архитекторов ограничивало отсутствие хорошей строительной техники. Поэтому два дополнительных этажа получились куцыми по сравнению со щедрой меркой предыдущего века, и новые жильцы прозвали здание «писательским недоскребом».
Низкие потолки были не единственным неудобством – жилье отличалось унылыми длинными коридорами гостиничного типа с закутками, куда выходили двери тесных квартир, и маленькими окнами. Тем не менее обладатели ордеров, строго распределявшихся Литфондом, были счастливы: многие семьи перебирались в собственные квартиры из «вороньих слободок». Стройка затягивалась, и новоселы не могли дождаться ключей. В кабинете завснаба Главленстроя, куда отправилась писательская делегация, состоялся диалог, достойный пера Зощенко:
– Гвоздей нет!
– Ну а когда вы нашего Христа распинали, небось тогда у вас были гвозди?
Гвозди нашлись. Надстройку закончили, и в первом писательском кооперативе компактно поселилась городская литературная элита. В разное время соседями были Николай Заболоцкий и Всеволод Рождественский, Евгений Шварц и Ольга Форш, Николай Олейников и Михаил Слонимский, в гости к Борису Эйхенбауму приходили Ахматова и Мариенгоф с женой. В 1934-м, в год переезда в одну из квартир на четвертом этаже знаменитейшего в тот момент писателя Михаила Зощенко, в одной газете вышла карикатура: «недоскреб», сплошь увешанный мемориальными досками. Это шутливое пророчество до сих пор не осуществилось в полной мере, на фасаде вдоль канала висят доски прозаику Шишкову и поэту Саянову, но нет напоминаний о Борисе Томашевском или Николае Заболоцком. До наступления самых кровожадных времен атмосфера в доме была творческой и богемной. Воспоминания обитателей и гостей пестрят колоритными бытовыми подробностями.
|
|
Приличным считалось по-соседски ходить в гости в пижаме, а «харч» в скудные годы было принято приносить с собой. К концу 1930-х над домом с неординарными жильцами сгустились тучи. Арестовали Олейникова, Заболоцкого, Валентина Стенича – близкого друга Зощенко. По ночам жильцы прислушивались к шороху шин «черных марусь» и шагам в коридорах, а утром дворник рассказывал, у кого сегодня был обыск. Зощенко находился в зените славы и падал с самой вершины олимпа. Никто из обитателей «недоскреба» не мог сравниться с ним в народной популярности. Рассказывают, как писатель наблюдал за бесконечной очередью, стоявшей под дождем за его однотомником: из Дома книги хвост тянулся почти до его подъезда. Зощенко узнавали на улице, эстрадники читали его рассказы в дивертисментах между киносеансами, многочисленные двойники писателя от его имени соблазняли доверчивых женщин и обманывали клерков. Он получал тысячи писем со всей страны, от скромных просьб помочь советом до грозных требований заплатить алименты. Беды начались задолго до печально знаменитого постановления «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» 1946 года. С детства мучимый приступами тяжелой депрессии, Зощенко, подобно Гоголю, был одержим миссионерской идеей поиска универсального средства для духовного здоровья. Первые повести из книги «Перед восходом солнца», в которой он делится рецептами самоанализа (первоначальное название «Ключи счастья»), были напечатаны в 1943 году и привели Сталина в ярость. Писатель лишился заказов и продуктового пайка. А после хамских оскорблений из уст Жданова и травли в прессе Зощенко оказался в отчаянном положении. Многие знакомые сторонились его, как прокаженного, Литфонд требовал возвращения авансов, выданных под постановки пьес, снятых с показов, семья голодала. Ежедневно соседи видели Зощенко сидящим на подоконнике в подъезде, с узелком, собранным для тюрьмы. «Не хочу, чтобы это произошло дома», – говорил он. Ради доплаты семья перебралась в крошечную квартиру на той же лестнице.
В этой двухкомнатной живопырке под номером сто девятнадцать и открылся спустя много лет музей писателя, самый маленький в Петербурге. В одной комнате – мемориальная обстановка, подлинные вещи, законсервировавшие тоску и отчаяние худших лет, в другой – литературная экспозиция, рассказывающая «о жизни и творчестве». Два года назад музей-квартира был переименован в Государственный литературный музей «ХХ век». Идея – превратить коллекции в исследовательский центр, посвященный не только Зощенко, но всему контексту ленинградской литературы советского времени. О помещении и концепции пока идут споры, обсуждалось, например, бомбоубежище в подвале дома. Сотрудники тем временем собирают фонды, в том числе с помощью выживших обитателей «недоскреба», сохранивших семейные квартиры, воспоминания, реликвии и знания о духе времени. Дарья Агапова
|
|
|
|
|
В подъездах «недоскреба» эффектные марши старых лестниц переходят в убогие лесенки надстройки
Два новых этажа по мерке одного старого
Мемориальная комната Зощенко
|
