Парад лейб-гвардии Конного полка возле манежа в день полкового праздника. 1903 год. Фото Карла Буллы
Командир полка
барон Владимир Фредерикс
|
Новый участок под военный городок между Сенатской площадью и Крюковым каналом конногвардейцам отвели в 1804 году. Ранее полк квартировал в районе Смольного собора, где под штаб и полковую церковь были приспособлены Кикины палаты (см. «Квартальный надзиратель» за октябрь 2005
года). На новом месте для строевых упражнений был возведен манеж, а вдоль Адмиралтейского канала, который сейчас течет в трубе под Конногвардейским бульваром, выстроили казармы. Здание солдатских сохранилось до сих пор (Конногвардейский бульвар, 4), на месте соседнего командирского корпуса в советское время воз вели жилой дом, а офицерский сейчас занимает Академия авиаприборостроения (Большая Морская улица, 67). О первоначальном предназначении здания напоминают латы, пики и шлемы над парадным входом со стороны Мойки.
Конный полк принадлежал к числу наиболее привилегированных подразделений гвардии. Четвертый по старшинству после Преображенского, Семеновского и Измайловского, он был учрежден в 1730 году указом Анны Иоанновны, пожелавшей сделать его своей личной охраной. В XVIII веке в полку служили только дворяне, причем предпочтение отдавалось немцам. Конная гвардия принимала участие в русско-турецкой (1735–1739) и русско-шведской (1741–1743) войнах, в кампаниях против Наполеона. В сражении под Аустерлицем 20 ноября 1805 года полк захватил неприятельское знамя, о чем на его штандарте была сделана памятная надпись. Среди других наград, которые когда-то хранились в полковой церкви на Благовещенской площади (снесена в 1939 году), были серебряные Георгиевские трубы и Георгиевский штандарт. Благовещенская площадь (ныне площадь Труда) получила название по храму, а день Благовещения (по старому стилю 25 марта) отмечался конногвардейцами как полковой праздник.
|
|
В нем с удовольствием принимали участие и простые горожане. Молодой Мандельштам вспоминал: «Я бредил конногвардейскими латами и римскими шлемами кавалергардов, серебряными трубами Преображенского оркестра, и после майского парада (на Марсовом поле. – Прим. ред.) моим любимым удовольствием был конногвардейский праздник на Благовещение».
По установившейся традиции торжества начинались в манеже с молебна. Полк в пешем строю, в белых мундирах и золотых касках с золотыми орлами, выстраивался в каре. Публика – члены императорской фамилии и полковые дамы, как называли офицерских жен, – располагалась в ложах. На праздник обязательно приезжал государь в конногвардейском мундире: почти все императоры, за исключением Александра I, были шефами полка. После парада для офицеров давался обед в Зимнем дворце. В конную гвардию принимали, как правило, выпускников престижного Пажеского корпуса. Полк стабильно поставлял царское окружение: конногвардейцами были и министр двора Владимир Фредерикс, и директор Императорских театров Владимир Теляковский, и инспектор Придворного оркестра Карл Штакельберг. По воспоминаниям современников, барон Фредерикс, назначенный Николаем II министром двора с должности командира полка, в глубине души остался конногвардейцем. Окно его кабинета выходило на плац, и Фредерикс мог прервать любой доклад возмущенным «Смотрите, какой болван на третьей лошади с фланга! Затягивает повод, и конь не понимает, чего от него хочет всадник!» В бытность командиром полка Фредерикс однажды подвергся шантажу ростовщика, у которого разживались деньгами гвардейские офицеры. Ростовщик хлопотал за сына, желавшего отбыть воинскую повинность в конной гвардии. Барон разрешил, предупредив, что офицером полка этому вольноопределяющемуся не бывать. Но когда тот выдержал офицерский экзамен и ростовщик стал добиваться его принятия в полк, Фредерикс ответил категорическим отказом. На угрозы опротестовать офицерские векселя, после чего должникам пришлось бы покинуть гвардию, командир, который «любил порядок и не выносил неосновательных трат», вручил каждому из провинившихся чек, покрывавший его долг. Ростовщику пришлось удовлетвориться деньгами.
Во время Первой мировой войны конногвардейцев бросали на самые опасные участки фронта в Восточной Пруссии и Галиции, где они понесли невосполнимые потери. 27 марта 1918 года полк был расформирован, многие его офицеры впоследствии пополнили ряды Белой армии. Одним из руководителей Белого движения был бывший конногвардеец барон Петр Врангель. До 1966 (!) года во Франции выпускался «Вестник Союза конногвардейцев» – объединения, которое конногвардейцы создали в эмиграции. А. П.
|
Император Николай II и король Саксонии Фридрих Август III обходят почетный караул на Царскосельском вокзале.
7 июня 1914 года. Фото Карла Буллы
|
|
|
|
Манеж и его архитектор
XIX век начинался для великого Джакомо Кваренги трудно. Его постигла тогда самая большая неудача: почти готовую биржу на стрелке Васильевского острова сломали, с тем чтобы дать дорогу более молодому, модному и куда менее талантливому Тома де Томону. Оправившись от удара, Кваренги, у которого прежде в Петербурге не было соперников, продолжил творить в своей неподражаемой спокойно-величавой манере. Ему предстояло подарить русской столице еще немало прекрасных зданий, и первым среди них стал манеж Конногвардейского полка.
Боковой выступ напоминает о царской ложе: манеж был не только местом упражнений, но и отчасти театром
Здание необычно прежде всего своей протяженностью, но именно такой узкий и длинный зал идеально подходил для экзерсисов с лошадьми. До середины XIX века, когда перед Адмиралтейством разбили Александровский сад, портик манежа был виден чуть ли не от Певческого моста, завершая собой грандиозный ансамбль парадных площадей. Приземистый же корпус проникал в глубь совсем иных, непритязательных кварталов, где не было ни монументальности, ни масштаба. С тех пор многое изменилось, потому, чтобы оценить всю сложность поставленной перед зодчим задачи, нужно попытаться представить себе вместо роскошной зелени Конногвардейского бульвара затхлый Адмиралтейский канал, которым верфь сообщалась со складами леса на Новой Голландии. Вдоль этой невзрачной канавы и вытянулось здание манежа. Не случайно всегда экономно расходовавший художественные средства архитектор сделал акцент только на короткий восточный фасад. Уподобив его античному храму, украсив колоннами, мраморными фигурами братьев Диоскуров, скульптурным фризом с беснующимися конями, Кваренги создал театральную декорацию, призванную отвлечь внимание от других, второстепенных фасадов, скрыть то, что рядом с ними.
Фасад манежа. Рисунок архитектора Джакомо Кваренги
Глядя на эффектный портик, трудно поверить, что раньше за ним пряталась всего лишь конюшня или казарма. Более того, непонятно, к чему тут лестница. Что, всадники поднимались по ступеням? Конечно нет, для них с боков и позади здания устроены пандусы, а лестница – еще одно напоминание об античном храме: он должен быть приподнят над землей, туда следует не просто входить, а восходить.
С изменением облика соседних кварталов, с появлением бульвара и роскошных особняков сурово-однообразные боковые стены здания стали казаться чем-то неуместным, и более полувека спустя зодчий Давид Гримм обогатил их, добавив немного барочные полуколонны. Хотя Кваренги подобная вольность, наверное, возмутила бы, эти элементы внешнему виду манежа не повредили: кажется, что они были здесь всегда. А вот от следующей перестройки – 1930-х годов, когда зодчий Николай Лансере превратил манеж в гараж НКВД, – не осталось и следа. Последний радикальный поворот в судьбе здания сделал его отчасти храмом – искусств, выставочным залом в характерном стиле советского учреждения культуры, с мраморными лестницами и стеклянным потолком. Иван Саблин
|
