Выпускной экзамен в актовом зале. 1911 год
Сегодня в Петербурге около четырех десятков лицеев – физико-математических и музыкальных, с художественным уклоном и медицинским, лицеев искусств и лицеев политехнических. Слово красивое, ассоциации рождает благородные – Царское Село, Пушкин, самое лучшее, привилегированное, но формально это означает, что в таких учебных заведениях каких-то предметов дают на два-три часа больше, чем в общеобразовательных школах. Лицеями и колледжами вчерашние спецшколы и ПТУ массово нареклись в 1990-е, хотя что плохого было в слове «училище»? В царской России лицей был один – Императорский, учились в нем шесть лет, с двенадцати до семнадцати, образование приравнивалось к университетскому, хотя разделения на факультеты не существовало. Выпускников готовили к высшей государственной службе. С 1811 года лицей располагался в Царском Селе бок о бок с императорской резиденцией, но в 1843-м решением Николая I был переведен территориально из «князи в грязи» – на окраинную Петербургскую сторону. Прием и выпуск воспитанников стал отныне ежегодным. Из выпусков больше других прославился первый, «пушкинский» (1817). Но и в первом петербургском (1844) тоже были будущие министры и классики литературы: вместе с Михаилом Щедриным (будущий Салтыков-Щедрин) учились Александр Головнин, барон Александр Николаи, граф Дмитрий Толстой – три будущих министра просвещения, будущий министр путей сообщения Алексей Бобринский, историк Алексей Лобанов-Ростовский и другие.
Однако, если судить по воспоминаниям Щедрина, характер обучения и атмосфера в лицее в 1840-е разительно отличались от пушкинских времен. Если в Царском Селе каждый лицеист имел отдельную комнату – «келью», а телесные наказания были запрещены («первое непоротое поколение»), то в Александровском лицее весь курс спал в одном дортуаре, а телесные наказания трансформировались в заключение в карцере. Впрочем, Щедрин так и не стал для лицеистов вторым Пушкиным. Выпускник 1909 года Георгий Блок (двоюродный брат Александра Блока) вспоминал: «Как относились к Щедрину в лицее? Никак. Чужой был. С Пушкиным носились. Все предания, все традиции шли от него. Сына его Александра видел на нашем юбилее в 1912 году. (В лицее учились внуки и правнуки Пушкина, а также родственники и потомки Дельвига, Кюхельбекера, Пущина, Плетнева. – Прим. ред.) В одной из комнат I (выпускного) класса хранился на особом столике камень. Говорили, что он из ступеньки лестницы, об которую Пушкин при выпуске разбил классный колокол. Комната от этого называлась “Каменкой”, а разбивание колокола вошло в традицию. Это был последний акт очень длинной и сложной церемонии “прощания”. Вся она людная, всем лицеем, и только под вечер, после молитвы, уходящий курс остается один у себя. Тушатся огни, приносится камень. Старший в курсе берет курсовой колокол, которым шесть лет нас будили, созывали на уроки и обед, и разбивает его о камень. Осколки разбираются, вделываются в золото и носятся как брелоки».
|
|
Пушкинское лицейское общество
Культ Пушкина, охвативший со временем всю Россию, начал складываться на Каменноостровском проспекте. В лицее был организован Пушкинский музей – его наиболее ценными экспонатами стали автограф стихотворения «19 октября» и перстень, подаренный поэту Елизаветой Воронцовой. Специально для экспозиции, развернутой во втором этаже, Репин в 1910 году написал картину, где шестнадцатилетнего Пушкина на лицейском экзамене благословляет «сходящий в гроб» Державин. Музей был открыт для всех желающих дважды в неделю, планировалось даже построить для него специальное здание. Для Пушкинской библиотеки лицеисты собрали не только все издания произведений поэта, но и все написанное о нем к этому времени.
«Союз верных»
В статьях, посвященных лицею, приводятся длинные списки окончивших его знаменитых людей с перечислением их славных дел. Среди них государственные деятели и поэты, дипломаты и историки, географы и ботаники, химики и правоведы, дирижеры и кинематографисты. Талантливые люди из лучших российских семей, получившие прекрасное разностороннее образование. Но служить России они смогли лишь до 1917 года. В 1925-м, когда началось плановое истребление дореволюционной интеллигенции, ОГПУ было сфабриковано «дело лицеистов». Выпускники – те, кто не погиб на фронтах Первой мировой и Гражданской войн и не эмигрировал, – обвинялись в создании контрреволюционной монархической организации с целью свержения советской власти. По делу «Союза верных» было арестовано свыше ста пятидесяти человек. Двадцать семь из них расстреляны, десятки приговорены к различным срокам заключения, отправлены в ссылку. Последний директор, лицея семидесятилетний Владимир Шильдер, умер во время следствия, когда узнал, что к расстрелу приговорен не только он, но и вся его семья, и многие ученики. Основанием для обвинений стали традиционные встречи выпускников в Лицейский день
— 19 октября (это было запрещено), существование кассы взаимопомощи, ежегодные панихиды в церквях Петрограда по погибшим и умершим лицеистам, на которых также поминались члены императорской семьи.
Стены
Уже в 1918 году лицей был закрыт, музей разорен, ценнейшая библиотека, основу которой составило собрание, подаренное еще Александром I, эвакуирована в Екатеринбург. Преподаватели пытались спасти учебное заведение, переименовав его в гимназию имени Пушкина, но просуществовала она недолго. В 1918 году за лицейские парты сели рабочие и крестьяне – ученики Пролетарского политехникума, в 1920-е в здании находились Центральный карантинно-распределительный детский пункт и детский дом, затем средняя школа и ПТУ. Сейчас колледж «Александровский лицей» готовит программистов, экономистов и секретарей-референтов. А. П.
|
|
|
|
|
 |
Личный опыт
Михаил Салтыков-Щедрин
– об учебе в Александровском лицее в николаевскую эпоху
|
В заведении, где я воспитывался, несмотря на то что оно принадлежало к числу чистокровнейших, карцер представлял собою нечто омерзительное. Он был устроен в четвертом этаже, занятом дортуарами, в которые днем никто не захаживал. Занимал темную и крохотную
трехугольную впадину в капитальной стене; на полу был брошен соломенный тюфяк, около него стояла деревянная табуретка. Двигаться в конуре было невозможно, да и не полагалось нужным. В карцере пахло отчасти потом, отчасти мышами. Вот в эту-то вонючую дыру и заключали преступного школяра на хлеб и воду. Впрочем, и обед в то время неинтересный был: ненатурального цвета говядина с рыжей подливкой, суконные пироги с черникой. Сначала, вместо завтрака, хоть белую пятикопеечную булку давали, но потом и ее заменили ломтем черного хлеба. Многие будущие министры (заведение было с тем и основано, чтоб быть рассадником министров) сиживали в этом карцере; а так как обо мне как-то сразу сделалось известным, что я министром не буду, то я попадал туда чаще других. И угадайте, за что? – за стихи! <…> Кроме стихов, составляющих мой личный порок, сажали в карцер за ироническое отношение к наставникам и преподавателям. Такие преступления были часты, потому что наставники были до того изумительные, что нынче таких уж на версту к учебным заведениям не подпускают. Один был взят из придворных певчих и определен воспитателем; другой, немец, не имел носа; третий, француз, имел медаль за взятие в 1814 году Парижа. <…> Профессором российской словесности был Петр Петрович Георгиевский, человек добрый, но удивительно бездарный. Кому-то из воспитанников посчастливилось узнать, что жена называет его ласкательными именами: Пепа, Пепочка, и изданные Георгиевским «Руководства», пространное и краткое, получили кличку: большое и малое Пепино свинство. Иначе не называли этих учебников даже солиднейшие из воспитанников, которые впоследствии сделались министрами, сенаторами и посланниками.
Был у меня товарищ, учился он отлично: исправно сдавал уроки из «свинства», в фортку не курил, в карты не играл, курточку имел всегда застегнутою. И этот юноша, прилежный и покорный, как только сдал последний экзамен, собрал в кучу все «свинства» и бросил их в ретираду. Даже начальство обомлело, узнав о подвиге, но могло только подивиться мудрости совершившего его, а покарать за эту мудрость уже не могло. Ибо оно шесть лет ставило этого юношу в пример, хвасталось им перед начальством, приставало к его родителям, не могут ли они еще другого такого юношу сделать... И вдруг оказалось, что у него лишь одна заветная мысль и была: вот сдам экзамены, и все прожитые шесть лет в ретирадном месте утоплю! Понятно, что скандальная история была скрыта...
Парадная лестница
Лестница – обычно то немногое, что сохраняется даже в сильно перекроенных зданиях. Нынешний ремонт не позволил сфотографировать ее
во всей красе, однако возможно, что к двухсотлетию лицея приведут в порядок не только ее, но и актовый, и Пушкинский залы, сейчас будто лежащие в руинах.
|
