Здание Спортинг-паласа. 1911 г. Фото К. Булла

В первые годы существования Петербурга самым опасным направлением для него было северное. Именно отсюда, со стороны шведской тогда Финляндии, было наиболее вероятно ожидать нападения. И именно это направление было укреплено рвом и земляным валом, тут же стояли городские гарнизонные полки: Ямбургский, Копорский, Петербургский и Белозерский. С окончанием Северной войны непосредственная военная опасность столице сделалась неактуальной, и в 1730 х годах ров, тянувшийся от Малой Невы до нынешней Съезжинской улицы, был засыпан, а вал срыт. Вдоль них проложили улицу, получившую название Большой Гарнизонной дороги, так как она вела мимо слобод гарнизонных полков, оставшихся на месте. В полковых слободах – небольших военных городках – офицерские дома стояли вдоль центральной дороги (поэтому нынешний Большой проспект иногда называли Большой Офицерской улицей), а солдатские дома занимали пересекавшие ее перпендикулярно улицы роты. Военное прошлое объясняет и расчерченную как по линейке планировку кварталов между Большим и Малым проспектами и местную топонимику: гордые названия Пушкарская или Ординарная (от Ордонанс гауза – комендантского управления) соседствуют со смешными – Бармалеева, Подрезова, Подковырова улочками, окрещенными по именам владельцев питейных заведений. Где солдаты – там кабаки и маркитантки.

Такие названия, как Большой и Малый проспекты Петроградской стороны, линии Васильевского острова или роты, – неотъемлемая часть топонимического обаяния города, как номерные улицы Нью-Йорка или средневековые тюркизмы московской топонимики. Сейчас Большой и Каменноостровский – две главные магистрали Петроградской стороны, броские, эффектные, с дорогими магазинами и фланирующей толпой. Сто пятьдесят лет назад на Большом – грязной, замощенной булыжником улице – селился лишь трудовой люмпен: зеленщики, рыбаки, гребцы. В «Преступлении и наказании» Свидригайлов идет по Большому проспекту и ужасается: «Ни прохожего, ни извозчика не встречалось по проспекту. Уныло и грязно смотрели ярко-желтые деревянные домики с закрытыми ставнями... изредка он натыкался на лавочные и овощные вывески и каждую тщательно прочитывал». Ближе к Тучкову, а значит, к центру были дома побогаче; в сторону же Каменноостровского – все больше грязи, пыли и провинциальной унылости. Нечистоты по деревянным трубам стекали в Карповку и Малую Невку. Водопровод в этой части появился только в 1875 году. В Лондоне (в роли которого Петроградская сторона потом часто снималась в кино) в это время уже четырнадцать лет как открыто метро. Вот как описывает Большой проспект того времени литератор А. М. Скабичевский: «...немощеные, обросшие травой улицы, непролазно грязные осенью и весною, пыльные летом и тонущие в глубоких сугробах зимой, с высокими дырявыми мостками вместо тротуаров; приземистые старенькие домишки с высочайшими, почти отвесными тесовыми и кирпичными кровлями, покрытые мхом и травою, с покосившимися воротами... лабиринт глухих, кривых, безлюдных переулков и закоулков; масса садов, огородов и заросших бурьяном пустырей... – все это напоминало... захолустный заштатный городишко, а не уголок европейской столицы... это был своеобразный мирок отставных и заштатных чиновников... убогих кумушек-салопниц... горемычных домовладельцев... ежедневно рисковавших быть погребенными под развалинами своих убогих домишек». Речь идет о ежегодной опасности наводнения, от которых весьма страдала эта часть города, получившая оттого даже название Мокруши. Еще более унылым и убогим был Каменноостровский проспект XVIII–XIX веков – пыльный, с маленькими домишками и огородами, мимо которых порой проносились экипажи, увозящие жителей центра на дачи и в особняки на островах.

Ситуация радикально меняется в начале XX века, после открытия движения по Троицкому мосту, когда Каменноостровский становится одной из наиболее привлекательных для застройки магистралей. Фактически освоение этого огромного пустыря, появившегося в центре города, породило риэлтерский и строительный бум. Цены на земельные участки взлетели в пятьдесят раз (с 10 до 500 рублей и более за квадратную сажень). Меняется статус и Большого проспекта, теперь он тоже часть «Елисейских Полей» города. Если раньше он вел от центра города через Тучков мост к Каменному острову (и иногда даже назывался Каменноостровским), то теперь ровно наоборот. К тому же в 1909 году Большой продлен до Карповки эффектным «коридором» из величественных шедевров северного модерна. Новый богатый район, в который стремительно превратилась к 1910-м годам Петроградская сторона в районе пересечения Большого и Каменноостровского, был наполнен магазинами и развлечениями – тоже новыми, модными, буржуазными, двусмысленными и совершенно неаристократическими.

Скетинг-ринг, рестораны, в их числе «Волна» и «Яр», посещение которого было официально запрещено офицерству, модные магазины (магазин А. Я. Аболинга – продажа фарфора, бронзы, предметов роскоши, «Парижский базар» – моды, Елисеевский, «Латипак» – поставка виноградных вин, их конкуренты из фирмы «Жозеф, Пашу и Ко»). Средоточие синематографов (их к 1914 году уже четырнадцать), дорога на Комендантский аэродром, где происходят платные полеты, «горячий и тлетворный дух» улиц, залитых электрическим светом и заполненных шумом трамваев, первых авто и праздной буржуазной толпы. Все почти неприлично новое и блестящее, один за другим квартал украшают дома-погодки, выстроенные модными архитекторами Мульхановым (1899), Бреевым (1904–1905), Ван дер Гюхтом (1910–1911), Шаубом (1913). В 1910-м появляется главное сооружение квартала – «Спортинг-Палас», «досугово_развлекательный центр» с крупнейшим в городе кинотеатром, концертными и театральными залами и огромным скетинг-рингом – залом для катания на роликах (см. ниже). Все это было прервано началом войны, революцией, террором, наконец, переносом столицы. Сменились названия. Теперь проспект Красных Зорь (позже Кировский) пересекал проспект Карла Либкнехта (Большой) и Николая Щорса (Малый). На месте роскошного «Спортинг-Паласа», простоявшего пятнадцать лет без применения, появился дом культуры. Петроградская сторона постепенно разрушалась под воздействием времени, оставаясь предметом странной гордости интеллигентных ленинградцев, а любовь к объявленному «упадочным» стилю модерн объединяла местных жителей культурной фигой в кармане.

Сегодня квартал как будто застрял в безвременье. Дело даже не в привычном для Петербурга контрасте: престижнейший и дорогой район, а сверни с ярко освещенного витринами Большого проспекта во двор, зайди в подъезд и увидишь грязь, обваливающуюся штукатурку, лепнину, замазанную половой краской, разбитые витражи. Больше всего удивляет какая_то незавершенность облика – не архитектурного, а «физиологического». Дорогие магазины и рестораны соседствуют со странными лавками, продающими товары для животных и православную литературу, причем те и другие меняют адреса чуть не каждую неделю. Облик квартала не установился окончательно, как будто бы прерванный стремительный его расцве

Буфет «скетинг-ринга». 1913 г.