Боковой алтарь в западной части трансепта храма Св. Екатерины

Не так легко войти в контакт с историей. К окружающему тебя городу привыкаешь, он становится повседневностью, и, проходя ежедневно по местам, связанным, к примеру, с Пушкиным или Екатериной II, уже не задумываешься о них. Но в католической церкви Св. Екатерины на Невском проспекте вдруг срабатывает эффект отчуждения и неожиданно накрывает ударной волной истории: тут пересекаются несколько пластов прошлого, сопрягаются в буквальном смысле страны и континенты. Здесь можно сопоставить историю отечественную и внешнюю и вдруг осознать такую банальность, что история - она одна, твоей же она становится только в момент актуализации, когда улавливаешь странный континуум прошлого. Это такое непонятное место: центр города, толчея Невского, дурацкие картины на паперти, а внутри - тишина, покой и прошлое. Здесь был погребен Станислав Август Понятовский, последний польский король, недолгий властитель Польши и тесть Людовика XV Станислав Лещинский, в крипте до сих пор покоится прах французского генерала Моро. Начинают брезжить давно исчезнувшие воспоминания из школьной истории.

Храм

Мы так привыкли к фасаду церкви, что как-то не сразу осознаешь, что это главный католический храм многонационального города. Его вновь открыли после перестройки, в 1992 году, и, казалось бы, его должен был освятить Иоанн Павел II (сразу оживает вся причудливая комбинация отношений Москвы и Ватикана: вроде церковь одна, а больших антиподов представить трудно). Католический храм на Невском был задуман давно. В 1739 году Пьетро Антонио Трезини разработал проект, начали строить, но, по-видимому, руки дошли только до домов по сторонам церкви. Похоже, что именно от старого проекта Трезини остались необычные для Петербурга арки, соединяющие эти дома с церковью. Возникает ощущение, что она - не отдельно стоящее здание, как большинство церквей в городе, а встроенное в улицу, но это лишь иллюзия, именно от арок и возникающая. За ними - просветы в просторные и ухоженные проходные дворы, из центрального, самого тихого и пустынного, - пленительный и незатасканный вид на храм с тыла.

В начале 1760-х годов к строительству церкви вернулись, и в 1762 году был утвержден проект Жана Батиста Вален-Деламота. Если исходить из даты, то это довольно рано для русского классицизма. Но если судить по сохранившимся чертежам, то в первоначальном проекте было много барочных отзвуков: башенки по бокам уличного фасада, всякие лепные и скульптурные украшения. В итоге их сделали меньше, и храм получился убедительно раннеклассицистским. Достраивал его Антонио Ринальди, а освящен он был 7 октября 1783 года. Как и было предписано, церковь слегка отступает от красной линии застройки (функциональное соображение - для церковных процессий), но при этом она значительно ближе к улице, чем расположенные неподалеку протестантская или армянская. Однако от суеты улицы ее отделяет эффектная и благородная арка - излюбленный прием Валлен-Деламота. (Сразу вспоминается его же Новая Голландия, а также замечательный сталинский парафраз деламотовского приема на канале Грибоедова, 126-128.) По фасаду - коринфские пилястры, в арке - колонны того же ордера.

П. А. Александров. Католическая церковь. 1827 г. Литография

Вход утоплен в стену, и эта идея (портал за аркадой) тоже не новая, ее отдаленным прототипом является капелла Пацци во Флоренции, построенная Филиппо Брунеллески, хотя в Петербурге это, пожалуй, единственный случай. Торжественность триумфальной арки заставляет вспомнить и о Scala Regia Бернини. От прежнего рокайльного времени достались овальные окна и наличники с раковинами по бокам, там же и изысканно сплетенные ветви - их принято считать наследием Ринальди. Над карнизом - мраморные евангелисты и ангелы с крестом.

Внутри - ясное пространство: латинский крест в плане, удлиненный неф, неширокий трансепт, простой по силуэту купол. Лаконичность интерьера, конечно же, результат реставрации и злоключений церкви в XX веке. В 1938 году ее закрыли и пограбили, потом отдали под склад Публичной библиотеки. В 1947 году случился первый пожар. В конце 1970-х церковь решили сделать органным залом Филармонии, начали работать над проектом, но в 1984 году опять пожар, на сей раз сокрушительный. Выгорело почти все. Когда в 1990-х церковь открыли, она производила впечатление античной руины: обугленные стены, фрагменты статуй, разбитые алтари. Сначала устроили временную часовню в ризнице, затем тонко отреставрировали часовню Благовещения слева от алтаря (архитектор Винченцо Бренна, самое начало XIX века). Потом сделали апсиду и подкупольное пространство, сейчас работают в нефе. Восстановили умно, без излишеств. Вся живопись сгорела, потому теперь здесь лишь однотонная штукатурка стен, колонны искусственного мрамора, в куполе - скромная роспись с нарисованной балюстрадой. Получилось такое благородное пространство, почти палладианское по характеру (только что не белое).

Удивительно, насколько венециано-вичентинский архитектор XVI века Андреа Палладио повлиял на все наши множественные классицизмы. Его везде почитали, ему страстно подражали в XVIII веке, но таких палладианских церквей, как, например, Троицкий собор на Измайловском проспекте (прежде всего внутри!), в Европе совсем немного. Сейчас и в церкви Св. Екатерины тот же аскетизм пространства, минимум деталей, никакой барочной избыточности.

Люстры передали во дворец Белосельских-Белозерских, и теперь они украшают фойе перед концертным залом. Статуи апостолов пока не восстановлены, лишь кокетливые ангелы болтают ногами над карнизами. Боковые алтари погибли, но умно оставлены их руины - разбитые куски мрамора, на них цветы в горшках - как в любой рядовой итальянской церкви. Алтарный образ Меттенлейтера исчез, как и другие полотна, есть шанс заказать новый - в пустынном пространстве церкви он стал бы сильным акцентом. Но это лишь грезы о возможном будущем, а в крипте, под полом, - сильное прошлое.

Крипта

Из правого двора есть вход в усыпальницу Станислава Августа Понятовского, последнего польского короля, известного мецената и подлинного знатока искусства, который был погребен здесь в 1798 году. Странный выверт судьбы: в середине века он был близким другом молодой Екатерины, тогда еще супруги наследника престола; в 1764-м с русской подачи был избран польским королем, а затем бывшая возлюбленная начала лишать его королевства, в 1795-м она разделила Польшу окончательно, и Станислав Август был поселен в Гродно. Павел I проявил неожиданное великодушие (видел в Понятовском возможного отца?) и пригласил его в Петербург. Экс-король приехал 10 марта 1797 года, в качестве резиденции ему выделили Мраморный дворец, именно там Станислав Август через одиннадцать месяцев скончался и был пышно погребен в церкви Св. Екатерины. Здесь он и лежал до конца 1930-х. В 1938 году, когда стало известно о предстоящем закрытии церкви, поляки попросили вернуть им прах Станислава Августа. Они вывезли его и захоронили в Волчине, месте рождения Понятовского. В 1939 году туда вошла Красная Армия, присоединившая к СССР так называемую Западную Белоруссию. В годы войны усыпальница была разграблена, исчезла и заказанная Павлом корона Станислава Августа, в которой он был погребен, и лишь в 1998 году найденные фрагменты были вновь переданы полякам.

Другому польскому королю, Станиславу Лещинскому, тоже везло мало. Будучи ставленником Карла XII, он царствовал недолго - в 1704-1709 годах: после Полтавы Польшу соединили с Саксонией, а Лещинский бежал во Францию. Его дочь, Мария Лещинская, вышла замуж за Людовика XV, разбив тем самым мечты Петра I и Елизаветы. Изгнанник умер в 1766 году во Франции и был похоронен в Нанси. Гробницу его разграбили в годы Французской революции, найденные останки собрали и вновь захоронили, а в 1814 году передали полякам. После польского восстания 1830 года маленький гробик наряду с другими трофеями вывезли из Варшавы русские, до 1857 года он пылился в Публичной библиотеке, а затем был передан в склеп Станислава Августа Понятовского. Когда в 1921 году по условиям Рижского мирного договора полякам возвращали награбленные русскими за полтора века польские исторические и художественные ценности, отдали также прах Лещинского, который после скитаний по разным ведомствам лишь в1928 году наконец был предан земле в капелле Сигизмунда III в Вавельском замке в Кракове. Вероятно, останки Понятовского, как виноватого в трагедии польских разделов XVIII века (самоустранение наказуемо!), тогда не запросили. Но в целом обоим королям была уготована странная жизнь после смерти, единственным утешением может служить лишь то, что о них явно не забывали - не было им покоя.

И. Б. Лампи-старший. Портрет Станислава Августа Понятовского. 1788 г.

Единственным, кто до сих пор остался в подземелье церкви, является французский генерал Жан Виктор Моро (1763-1813). Судьба не менее, если не более, причудливая. Напрягшись, многие вспомнят, что Суворов сражался с ним в Северной Италии в1799 году и разбил при Адде и Нови. Взнесенный Французской революцией выходец из скромной семьи бретонского адвоката, он стал одним из самых блестящих французских генералов той романтической эпохи, знаменитым командующим Рейнской армией. Он был не просто отличным генералом, но и сильной личностью. Наполеон таких недолюбливал, и летом 1804 года Моро выслали из Франции вследствие ложного обвинения в монархическом заговоре. Он селится в Северной Америке, становится тихим фермером в усадьбе Морисвилль на берегу Делавера, рядом с Филадельфией. Но его явно не хватает в Европе. Союзническая антинаполеоновская коалиция ищет настоящих полководцев, не боящихся корсиканца. Первый раз Моро от имени Александра I уговаривал перейти на нашу сторону в 1807 году граф Пален - Моро отказался. В 1813-м письмо Александра передал знаменитый впоследствии Павел Свиньин, бывший переводчиком российского посольства. Позднее он станет "другом" Пушкина, издателем "Отечественных записок", основателем "Российского музеума", но это потом. Свиньину удается убедить Моро - тот приезжает в Европу. И в первой же битве, в конце августа 1813 года под Дрезденом, его замечает в ставке коалиции Наполеон. Дальше происходит редкое событие: по ставкам тогда не палили (кодекс чести), но Наполеон приказывает стрелять, по легенде - даже стрелял сам. Моро был смертельно ранен и умер 1 сентября 1813 года. Александр, чувствуя свою вину, решает похоронить его в Петербурге, в церкви Св. Екатерины, что и произошло 2 октября того же года. Странный финал для страстного республиканца, но, впрочем, его позвал Александр, воспитанный идейным революционером Лагарпом. Теперь к праху генерала не подойти, все замуровано. Странная штука история: можно взять и заложить кирпичами, она как идеалы - похоронили и забыли, а прочитать можно только в книжке воспоминаний.

Интерьер храма. Середина XIX века. По рисунку И. И. Шарлеманя