На карту

Классицизм - суровый стиль. Все регулярно, точно, по правилам, никаких отклонений от приличий. Все в жестких рамках, норма без свободной формы, и фасад здания - лишь унифицирующая маска. Искусства этому подчиняются, хотя вроде как должны уклоняться. Однако бывает и наоборот. Превращение Михайловской площади в площадь Искусств было делом случая, но оказалось, что четкие границы затянули в себя искусства. Потому все, что происходит на Михайловской площади, - концерты, спектакли, вернисажи, приемы и балы - случается за строгими "немногословными" фасадами. Примечателен сам выбор места для строительства дворца младшего брата Александра I, великого князя Михаила Павловича. Вначале предполагалось перестроить Воронцовский дворец на Садовой улице, затем дворец Чернышева на Исаакиевской площади (позже на этом месте вырастет Мариинский дворец), но финальный выбор автора ансамбля Карла Росси оказался глубоко продуманным. Позади дворца (построен в 1819-1825 годах) разбили парк, перед ним устроили площадь со сквером, соединили ее небольшой, проложенной по оси дворца улицей с главной городской магистралью - Невским проспектом. Дворец отдалялся от городской суеты (почти загородная усадьба) и вместе с тем был в сердце города. По-началу в домах на площади на первых этажах планировались аркады с магазинами, но от этой идеи отказались, ведь создавалось частное пространство. Это был новый для Петербурга тип площади, по большей части состоящей из жилых домов. Их практически одинаковые фасады (на всех одиннадцати участках) продолжали английскую, утвердившуюся во второй половине XVIII века традицию застройки площадей и улиц схожими домами. Все элегантно и благородно, ничто не выделяется, не бросается в глаза, но это и не нужно, когда все равны и ценят свое и чужое достоинство. Характерно, что первоначально Росси планировал для украшения фасадов пышные коринфские колонны, во втором варианте их сменили сдержанные ионические пилястры. Не так броско, а еще и практично: не скапливается снег зимой. Все создано для жизни. А оказалось, и для искусства тоже. Любопытно, что эта традиция единообразия берет начало от лондонской площади Ковент-Гарден Иниго Джонса. Но ведь именно там, под портиком церкви, начинается "Пигмалион".

Первым на площади обосновался Михайловский театр (1831-1833). Его архитектор Александр Брюллов, может, и хотел, но не имел права нарушать общий характер застройки. И о том, что за скромным фасадом скрывается театр, можно догадаться лишь по крыше, где за куполом над зрительным залом видна высокая коробка сцены. В 1898 году в Михайловском дворце открылся Русский музей императора Александра III, хотя в самой площади ничего русского нет. Затем рядом в том же классическом стиле выстроили Этнографический музей (1900-1911, арх. Василий Свиньин). От музыки на площади Искусств представительствует Филармония, разместившаяся в здании Дворянского собрания (1834-1839, арх. Поль Жако). Хотя как часть нормального жизненного уклада музыка звучала на площади и прежде - во дворце Елены Павловны и в доме графов Виельгорских.

 

Эволюция стилей в XIX веке не обошла стороной Михайловскую площадь. Многие фасады изменялись, они были слишком просты для нового буржуазного времени, но изменения все же не были радикальными: революция помешала застроить восточный край площади, там, где сейчас располагается гимназия Русского музея (см. с. 254-255). С 1920-х годов площадь стали реклассицизировать. Школу, построенную в 1938 году по проекту Ноя Троцкого, после войны также привели в полное соответствие с планом Росси. В середине XX столетия классицизм воспринимался в качестве русского национального стиля, поэтому в 1945-1951 годах произошло самое радикальное возвращение к истоку - нетронутыми остались лишь поздние фасады гостиницы "Европейская". Символичны и метаморфозы сквера. Изначально, как это и планировал Росси, сквер был пейзажным, в нем не было центральной оси - просвета на Михайловский дворец со стороны Невского, а были изгибающиеся дорожки и невысокие кусты. Симметрию и дисциплину принес сталинский классицизм: в 1946 году через сквер проложили широкий путь к музею, частное пространство стало публичным, путь в храм русского искусства ясным и непреклонным. Ограду вокруг убрали, трамвайные пути сняли. В 1957 году поставили памятник Пушкину работы Михаила Аникушина. Памятник замечательный, но и он - знак понимания миссии художника: публичное выражение чувств и общественная роль. И при этом легко читается классический прообраз - Аполлон Бельведерский, лишь чуть выше поднята рука. Памятник открыт, как и вся спроектированная Росси система, при всей ее внутренней тишине. Нельзя не удивляться широте взгляда архитектора на городское пространство. Он проложил несколько новых осей, и они соединили Невский проспект с Марсовым полем, а Марсово поле с Невой (Суворовская площадь). Инженерная улица связала ансамбли Михайловского дворца и Михайловского замка, Итальянская улица продлила пространство до Манежной площади. Все открыто, но не пустынноторжественно, как на центральных площадях, во всем есть человеческое измерение.

И. И. Шарлемань. Михайловский дворец. 1853 г.

В этом измерении и сегодня присутствует характерная для времени создания черта - строгость. Томас Манн как-то сказал, что ампирный интерьер дисциплинирует. Можно добавить, что и пространство тоже. В площади Искусств заметна неспешная и чуть чопорная серьезность, трезвость сознания, в том числе и в отношении к искусствам, поэтому здесь странным образом все хо_рошо уживается - музеи, филармония, оперетта.

Впрочем, последние годы принесли площади ряд странных добавлений. Брусчатка, может, на картинке и красива, но ходить по ней - мука страшная. Но веселее всего обломки античных колонн. Видимо, для городского архитектурного руководства руина - самый актуальный смысл петербургской классики. Алексей Лепорк





Журнал Хроника Надзиратель
№39 март 2006