Портрет Свиньина работы Тропинина занимал почетное место в «музеуме». «Павел Петрович сидит у подножия Ниагарского водопада, переносит на бумагу прелести американской природы, но… взор говорит ясно, что душа его на отчизне»

Лет 170 назад, проходя мимо дома на углу Михайловской площади и Инженерной улицы, можно было стать свидетелем забавного зрелища: из дверей, воздев руки, выбегал невысокий человечек и, несмотря на свои округлые формы, с криком "Мивый! Мивый!" проворно догонял проходящего мимо благородного вида господина, а после, взяв его под руку, увлекал за собою в дом. Это был Павел Петрович Свиньин (1787-1839), коллекционер и собиратель древностей, художник, историк, автор стихов и басен, дипломат и путешественник, издатель "Отечественных записок", беззастенчивый льстец, махинатор и проходимец, прототип Хлестакова, знакомец Крылова, Грибоедова, Пушкина, основатель "Русского музеума" - в общем, личность в высшей степени необыкновенная.

Дедушка русской журналистики

Свиньин принадлежал к старинному и почтенному роду. Получив прекрасное образование (сначала домашнее, а позже - в Благородном пансионе при Московском университете), молодой дворянин поступил на службу в Министерство иностранных дел. Во время войны с Наполеоном 1805-1807 годов он участвовал в экспедиции эскадры адмирала Синявина в Средиземное море. Находясь на флагманском корабле "Ярослав", выполнял обязанности переводчика (в совершенстве знал немецкий, английский и французский языки). Свиньин побывал в портах Англии, Португалии, на Гибралтаре, Италии и Греции, участвовал в сражениях у входа в Дарданеллы и у острова Афон. Уже тогда проявилась его страсть к собиранию исторических документов и фиксированию важных событий, свидетелем которых он был: в его личном архиве остались копии документов, относящихся к походу эскадры, описания сражений и акварельные рисунки.

Вернувшись в Петербург с корабля на бал, он тут же отправляется в Новый Свет секретарем русского консульства в Бостоне. Его открытие Америки, почти неизвестной тогда в России страны, протекало страстно и плодотворно. А вершиной его дипломатической карьеры стала "вербовка" и препровождение в Россию французского генерала Моро, согласившегося возглавить антинаполеоновскую коалицию (см. январский "КН").

Вскоре Свиньин оставил службу ради литературной деятельности. Еще в Филадельфии он публикует собственноручно иллюстрированные очерки о России на английском языке. Теперь ответно издает "Опыт живописных путешествий Павла Свиньина по Северной Америке" (1815), а также "Ежедневные записки в Лондоне" (1817), "Воспоминания о флоте" (1818). В том же 1818 году выходит первый номер "Отечественных записок" - первого русского исторического журнала, где Свиньин выступил издателем, главным редактором, арт-директором и автором большинства статей. Направление журнала емко выражал эпиграф: Любить Отечество - велит природа, Бог; // А знать его - вот честь, достоинство и долг.

Сам Свиньин сказывал, что "удаление от родины, неверность известий о ней, сознание, что мы сами весьма мало знаем свое славное отечество... возродили во мне желание посвятить жизнь познанию России, ее доблестей, ее местностей и памятников...". За 12 лет существования "Записок" он опубликовал около 200 документов по русской истории, а циклы его очерков составили позже отдельные издания: "Достопамятности Санкт_Петербурга и его окрестностей" (в шести томах), "Археологические путешествия по России в 1825 г." и "Картины России и быт ее разноплеменных народов", вышедшие уже после смерти автора.

Первый куратор русского искусства

Любимым детищем Свиньина стал "Русский музеум", также поселившийся на Михайловской площади. Забавно, что, когда в 1903 году обветшавший дом Жербина, где располагалась квартира Свиньина, снесут, напротив начнут строить Этнографический музей по проекту однофамильца - архитектора Степана Свиньина. Не иначе дух места наворожил. Павел Свиньин в одиночку решал задачу, которая начнет волновать государство лишь в конце века, он задумал "составить русскую школу от начала появления живописи в России". Цель экстравагантная по тем временам: подход к истории искусства, основанный на классицистском эстетическом каноне, не предполагал какого-либо разграничения по "национальному принципу". Прекрасное полагалось универсальной категорией, стремление к которой нисколько не зависит от времени и места, которому принадлежит художник. Именно поэтому в крупнейших петербургских собраниях того времени - в Императорском Эрмитаже, в коллекциях Строгановых или Нарышкиных - работы русских авторов находились в одном ряду с Рафаэлем, Пуссеном и Корреджо. Представление о национальных школах складывается только с появлением романтической эстетики, в первые десятилетия XIX века. Именно тогда в Европе появляются собрания, ставшие затем основами национальных галерей. В коллекции "Музеума" Свиньина входили работы Никитина, Ломоносова, Левицкого, Кипренского, Брюллова, Венецианова, Мартоса, Шубина и других художников, чьи имена теперь составляют славу русского искусства. Надо отдать должное вкусу и проницательности собирателя, оценившего их значение задолго до того, как они вошли в хрестоматии. Не обошлось и без курьезов: Павел Петрович включил в собрание "сшитый из паутины чепчик" и "целую картину из паутины", принадлежавшие трудам "благородной девицы Бородиной", как знак ее "неимоверного терпения". Впрочем, это отголосок тогдашнего представления об искусстве, еще слабо отделяемом от ремесла, - Академия художеств воспринималась дворянским обществом как своего рода ремесленное училище, где благородному человеку не то что учиться - директорствовать зазорно. В 1830 году Свиньина, кстати, избрали членом Академии художеств, а через несколько лет и членом Академии наук.

Благородный лжец

"Музеум" Свиньина был достопримечательностью Петербурга, которую всякий образованный гость столицы стремился посетить. В 1829 году был выпущен каталог собрания, тогда же начались переговоры владельца, испытывавшего денежные затруднения, о приобретении коллекции казной и открытии в столице Российского публичного музея. Если бы это произошло, история Государственного Русского музея была бы на полвека длиннее. Однако переговоры затянулись, и в 1834 году собиратель был вынужден распродать коллекцию по частям. Рукописям повезло - их приобрела Академия наук, прочие же экспонаты распылились. Во время распродажи авторство некоторых вещей было оспорено. На вопрос "Где доказательства?" находчивый Свиньин отвечал: "Доказательства продаются отдельно". Этот анекдот иллюстрирует репутацию Свиньина в обществе, которая, несмотря на все его заслуги, была, мягко говоря, неоднозначной. Современники отмечали, что поскольку он "не обладал ни достаточною образованностью, ни проницательностью, то часто впадал в смешные ошибки, поощрял бездарность, наживал себе врагов и сделался предметом злых насмешек". Считалось, что он часто рассказывал о тех местах, где никогда не бывал, и изображал то, чего никогда не видел. Баснописец Измайлов в посвященной Свиньину басне писал: "Имел ко лжи большое дарованье. Мне кажется, еще он в колыбели лгал!" Пушкин в1830 году также посмеялся над склонностью описателя российской жизни к восторженным преувеличениям в пародийной сказочке "Маленький лжец". Пушкинские рассказы о похождениях Павлушки Свиньина в Бессарабии были использованы Гоголем в работе над "Ревизором". Позднее анекдоты и вымыслы о нем размножились и уже после смерти прототипа вытеснили в "петербургском мифе" положительные черты и заслуги создателя "Русского музеума" и "Отечественных записок". Юрий Стрекаловский

Морисвиль. Рис. П. Свиньина. Когда Свиньин ездил под Филадельфию уговаривать опального наполеоновского генерала Моро поступить на русскую службу, он не мог не запечатлеть для истории его усадьбу