Аэроплан конструкции Анри Фармана, на котором разбился Мациевич, напоминал летающую этажерку

Уже через три месяца после первой недели авиации на следующем всероссийском празднике воздухоплавания, состоявшемся с 8 сентября по 1 октября 1910 года на Комендантском аэродроме, все двенадцать участвовавших в соревнованиях пилотов были российскими подданными. Поручик Руднев, как тогда писали газеты, установил рекорд "полета без спуска", продержавшись в воздухе почти два с половиной часа. Матыевич-Мациевич забрался выше всех на небо, преодолев высоту в 1250 метров. Пиотровский перелетел из Петербурга в Кронштадт (рекордно далеко по тем временам). Сегно продемонстрировал публике аэроплан отечественной конструкции - "Россия-А". Но любимцем публики стал умелый летчик, морской офицер Лев Мациевич. Тогда не существовало четкой специализации - ни инженерной, ни испытательской, поэтому Мациевич, помимо отработки виражей и пике, принимал участие в проектировании подводных лодок и первым, например, сформулировал принципы построения авианосца.

Лев Мациевич. 1910 г.

Однако в историю русской авиации он вошел как первая - нелепая и трагическая - жертва. События 23 сентября 1910 года навсегда врезались в память присутствовавших на аэродроме. Лев Успенский вспоминал: "Мне было десять лет, и я уже ходил на "праздники авиации" один, не пропуская ни одного дня, и все с тем же энтузиазмом "нюхал свою касторку". Лев Мациевич летал на "Фармане IV", удивительном сооружении, состоящем из двух перкалевых плоскостей, скрепленных между собой тончайшими вертикальными стойками. Между стойками были натянуты проволочные растяжки. На нижнюю плоскость у самого ее переднего края было наложено плоское сиденье-седельце. Пилот садился, берясь рукой за рычаг руля высоты, похожий на рукоять тормоза у современных троллейбусов. Ноги он ставил на решетчатую подножку уже за пределами самолета, ногами двигал рули поворота. Снизу было страшно смотреть на маленькую фигурку, чернеющую на краю холщовой полупрозрачной поверхности, с ногами, спущенными в пространство, где ничего уже не было. Мотор, бешено вращающийся на ходу вместе с укрепленным на его валу пропеллером, был расположен у летчика за спиной - перегоревшее масло из цилиндров летело в струе воздуха назад, а не плевалось пилоту в лицо, как это было на монопланах "Блерио". Но была, как выяснилось, в этой установке мотора сзади, как бы в клетке из тонких проволочных тросиков, и коварная слабина.

В тот день Мациевич был в ударе. Он много летал один, ходил и на продолжительность, и на высоту полета. Возил в качестве пассажиров каких-то почтенных людей (премьер-министра Столыпина - Ред.). Летний день затянулся, а я все сидел и гадал: уже конец или будет еще что-нибудь?.. Мотор "Фармана" Мациевича заревел баском, когда солнце уже касалось земли. Почерк этого пилота отличался от всех: он летал уверенно, без фокусов, "как по земле ехал". "Фарман", то загораясь бликами низкого солнца, то становясь черным просвечивающим силуэтом, проектировался на черном закате. И внезапно, когда он был в полуверсте от земли, с ним что-то произошло…

Потом говорили, будто переутомленный за день пилот Мациевич слишком вольно откинулся на скрещение расчалок за его сиденьем. Одна из расчалок лопнула, и конец ее попал в работающий винт. Он разлетелся вдребезги; мотор был сорван с места. "Фарман" резко клюнул носом, и ничем не закрепленный на своем сиденье пилот выпал из машины… На летном поле уже было не так много зрителей, и все-таки полувздох, полувопль, вырвавшийся у них, был страшен… Я стоял у самого барьера - и так, что для меня все произошло на фоне солнца. Черный силуэт вдруг распался на несколько частей. Стремительно черкнул вниз тяжелый мотор, почти так же молниеносно, размахивая руками, пронеслась к земле чернильная человеческая фигурка…

Исковерканный самолет, складываясь по пути, падал - то "листом бумаги", то "штопором" - гораздо медленнее. И, отстав от него, какой-то непонятный маленький кусочек, крутясь и кувыркаясь, продолжал свое падение, когда все остальное было на земле. На этот раз солдаты аэродромной службы и полиция опередили остальных. Туда, куда упало тело летчика, бежали медики с носилками, скакала двуколка Красного Креста. Я даже не подошел к останкам самолета. Подавленный до предела, совершенно не понимая, как себя вести, - это была вообще первая смерть в моей жизни! - стоял над неглубокой ямкой, выбитой посреди равнины ударившимся о землю человеческим телом, пока кто-то из взрослых не увидел мое лицо и не сказал мне сердито: "Детям тут делать нечего".

Еле волоча ноги, я ушел домой. Но я унес с собой и сохранил навсегда запах растоптанной множеством ног травы, мирный свет очень красного в тот день заката и рычание мотора в одном из ангаров - и ту вечную память о героически погибшем летчике, что позволила мне написать эти строки. Льва Макаровича хоронили торжественно. Я поднял весь свой класс, мы собрали деньги и ездили к Цернеру, под "Пассажем", покупать венок и возложили на еле видный из-под груды цветов гроб в морской церкви Спиридония в Адмиралтействе. Девочки плакали, я, хоть и трудно было, крепился. Но потом мама, видя, как мне нелегко, повела меня на какое-то собрание памяти погибшего героя. Все бы ничего - я бы выдержал и речи, и некрологи, но устроители завершили церемониал траурной музыкой. И вместо шопеновского "примелькавшегося" марша музыканты вдруг обрушили на зал могучие, гордые и бесконечно трагические вступительные аккорды Бетховена - "Траурного марша на смерть героя". И вот этого я не вытерпел. Меня увели домой".

Мациевича оплакивала вся Россия. Блок откликнулся стихотворением "Авиатор" ("Летун отпущен на свободу"). В магазинах появилась пластинка с рыдающей мелодекламацией Богемского: "Как ястреб, как орел, парил в выси так смело. / Бесстрашно рассекал он облаков туман. / За наш воздушный флот и за святое дело / Погиб во цвете лет отважный капитан!"

Но было у этой первой авиакатастрофы и одно позитивное последствие. Отставной артиллерийский поручик Котельников, свидетель происшедшего, занялся созданием приспособления, которое могло бы спасти летчикам жизнь. Через год он получил патент на первый в мире ранцевый парашют, а петербургское частное товарищество В. А. Ломача изготовило опытную партию спасательного средства... Всероссийские недели воздухоплавания проводились до 1914-го и с каждым годом все больше напоминали авиашоу, где демонстрировалось не только мастерство летчиков, но и достижения набиравшего обороты отечественного авиапрома.

Памятник на месте гибели летчика установили еще в 1910 г.