Невский проспект. Фото К. Буллы. Начало 1900-х гг.

В библиотеке имени Блока, что ныне занимает церковный зал голландской церкви, в читальном зале в витринке можно увидеть каталог выставки, подготовленной голландцами к 300-летию города. Сотрудники архивов, музеев и университетов по крупицам собрали свидетельства о жизни голландской колонии в Петербурге: от метрических книг, где крестными младенцев значатся порой Меншиков и Апраксин, до серебряных солонок Фаберже, преподносившихся общиной приезжавшим в гости нидерландским принцам. От рулонов знаменитого голландского полотна, из которого в Петербурге шилось лучшее постельное белье (среди клиентов была и царская фамилия), до русских обесцененных акций, что до сих пор еще хранятся в некоторых голландских семьях. От самой же общины осталось только здание ее церкви на Невском, 20.

Голландская колония в Петербурге сложилась одной из первых. В 1702 году Петр разрешил иностранцам свободный въезд в Россию и, что важно, свободу вероисповеданий. Протестанты, приехавшие строить Петербург, моряки, корабельные плотники, инженеры, купцы поначалу собирались в маленькой деревянной церкви на подворье голландского адмирала Крюйса, жившего на месте современного Зимнего дворца. В 1730 году общине удалось купить участок на углу Мойки и Невского и стоявший на нем дом Лефорта. Через сто лет, разбогатев и сильно прибавив числом, голландцы решили построить на Невском проспекте новый храм (см. "Храм с выручкой"). Занятно, что все протестантские церкви (за исключением англиканской) находились в двух шагах друг от друга: голландская и лютеранская через дом на Невском, французская, финская и шведская - на Конюшенных улицах. В детстве, рассматривая дом № 20, я всегда недоумевала: какие интересные в Голландии "многоквартирные" церкви. На самом деле все иноверческие храмы на Невском - и протестанский, и католический, и армянский - по бокам окружены приходскими домами, где не только жили священники, но и находились другие сдаваемые квартиры, лавки, конторы. Просто голландская церковь не выделена в отдельное здание. По традиции каждый приходивший в Петербург голландский корабль жертвовал общине 5 рублей (достойная сумма), но богатых голландцев хватало и среди местных.

Торжественное открытие храма подгадали к визиту августейших особ. В 1834 году наследный принц Виллем II и его шестнадцатилетний сын, племянник Николая I, будущий король Виллем III, приехали погостить к родственникам (сестра Николая Анна Павловна была замужем за принцем Оранским с 1816 года). Они надеялись на помощь императора в трудных переговорах с сепаратистской Бельгией, которая в 1830 году решила стать самостоятельной. Почтив своим присутствием освящение храма, Виллем щедро пожертвовал общине 25 золотых гульденов, но голландский посол барон Геккерн (тот самый, будущий приемный отец Дантеса) выжал из принца еще и 200 рублей на французскую церковь. (Обе квитанции также фигурировали на выставке.)

К сожалению, имя злосчастного Геккерна - единственное, которое сегодня вспомнишь без труда, думая о голландцах в Петербурге. Но в XIX веке любая портниха без запинки назвала бы каких-нибудь "Крюйс, Энегебертс и Ко", "Гармсен и Ко" или "Янсен, Иоост и Ко", торговавших отличным голландским полотном и мануфактурой в Гостином, причем торговавших по твердым ценам, без базара, свойственного русским купцам-соседям. Немецко-говорящее население города хоть раз да обязательно слушало вдохновенные воскресные проповеди голландских пасторов Тамлинга, Велтера или Гиллота.

Народные избранники

Как известно, пасторы реформатской церкви не назначаются епископом или Синодом, как католические и православные священники. Они "призываются" общиной.

Церковный совет, собрав информацию из различных источников, приглашал из Голландии нескольких кандидатов, те читали пробную проповедь, и кто производил на общину большее впечатление, за того она голосовала. Кальвинистские церкви с XVI века требовали, чтобы их служители имели академическое образование, так что скромные, образованные и красноречивые пасторы (а проповедь являлась их "важнейшим из искусств") наряду с врачами и нотариусами принадлежали к элите общества. По свидетельствам современников, когда Г. Гиллот, служивший в Петербурге с 1872 по 1906 год, произносил проповедь, на Невском было не протолкнуться от экипажей.

Последний пастор, Г. Схим ван дер Луф, в революционном Петрограде, когда все европейские дипломаты были отозваны на родину, неофициально защищал интересы оставшихся голландцев. Он перенял дела закрывшихся немецкой, французской и англиканской церквей, вел учет ценностей, сдававшихся на хранение теми наивными, кто верил в неприкосновенность церковного сейфа. В 1919 году все было конфисковано ЧК, а Схим Ван дер Луф и его сотрудники арестованы. Жена пастора обращалась в правительство Нидерландов и даже дошла до самой королевы.

Неофициальное посольствов Петрограде. 1917–1919 гг. В центре – пастор Схим Ван дер Луф

В начале 1920-го Голландия и некоторые другие европейские державы уговорили Советы обменять своих граждан на русских военнопленных. 11 мая корабль "Лингерстроом" привез из Петербурга сто трех русских голландцев. Обрели ли они родину, или потеряли? Многие из них родились в России и даже не говорили по-голландски.

Русаки из Фризенфейна

Вид Фризенфейна. Начало 1900-х гг. Музей «Старый Фризенфейн»

Значительная часть голландской общины была родом из маленькой деревушки на востоке Голландии - Фризенфейна. Разведав дорогу до нового стоящегося города, ненасытного до людей и товаров, фризенфейнцы в течение двухсот лет (!) стабильно ездили туда на заработки. Путь был не близок - 2400 километров, семьи оставались дома, а добытчики, нагруженные кожей, сукном и табаком, в фургонах и на кораблях две недели тащились на север. Заработав капиталы, голландцы возвращались в родной Фризенфейн, и их солидные дома служили лучшей рекламой "русскому бизнесу".

Лишь в 1863 году, когда от Петербурга до Голландии протянулась железная дорога и путешествие стало занимать три-четыре дня, в петербургском обществе начали появляться фризенфейнские дамы. Со временем все больше голландцев женились на российских подданных, дети, рожденные в Петербурге, получали русские имена, учились в Петербурге в реформатской школе и в Голландию уже не очень и стремились. Дела и в России шли замечательно. В 1917 году русские голландцы потеряли все: бизнес, недвижимость, счета в банках, школу и церковь. Те, кто выехал из России, были репрессированы. Остались только воспоминания, бережно собранные музеем "Старый Фризенфейн". Анна Петрова