Школа № 636, занимающая здание по набережной Мойки, 38, законно гордится своим продвинутым образованием, но определение "реформатская" относится не к ней, а к Училищу при реформатских церквях, для которого и было построено в 1900 году это здание (арх. И. Гальнбек). На другой стороне участка, на Большой Конюшенной, еще в 1770 году построили реформатскую церковь, и если сейчас эти здания уже никак не связаны между собой, то до 1917 года у них были одни владельцы и "общее кровообращение". В 1817 году голландская, немецкая и французская церкви по инициативе пастора Иоганна Муральта основали совместную Школу трех реформатских общин. Основой послужил пансион Муральта - заведение настолько примечательное, что стоит сказать о нем несколько слов. Пастор Муральт (1780-1850) приехал в Петербург в 1810 году.

До того он работал домашним педагогом в доме Жермены де Сталь, а после - в швейцарских школах Иоганна Песталоцци. Изучив рынок образовательных услуг в Петербурге, он пришел к неутешительному выводу, что везде, кроме Колледжа иезуитов при храме Святой Екатерины, царят рутина и бестолковое заучивание наизусть. Заручившись поддержкой министра просвещения Сергея Уварова (автора триады "православие - самодержавие - народность"), пастор открыл прямо у себя на квартире, а жил он при церкви на Конюшенной улице, 25, "экспериментальные классы". В расписании значились: закон Божий, русский, французский, немецкий языки, рисование, чистописание, арифметика, музыка и гимнастика. Дети проводили у Муральта целый день, даже завтракали. Родители учеников образованием и питанием остались довольны, и в конце учебного года полупансион превратился в пансион, переехал в отдельное здание на Васильевский остров, где просуществовал до 1837 года. К Муральту отдавали детей самые знатные российские семьи: Багратионы, Волконские, Вяземские, Гагарины, Трубецкие, Шаховские, Щербатовы. Василий Жуковский, руководивший обучением наследника престола, вскоре пригласил лучших муральтовских профессоров - Арсеньева, Липмана, Жиля, Постельса - преподавать и будущему Александру II.

Учились в пансионе и дети иностранцев. Но только дворяне. Для выходцев из других сословий, и прежде всего детей своих прихожан, пастор предложил организовать всесословную школу, при этом "поделившись" педсоставом. Пансион "загнулся" к концу 1830-х, а дела школы при церкви шли на редкость хорошо. По успехам учеников она не уступала другим "немецким" школам, Петершуле и Аннешуле, и со временем переросла в полноценную гимназию, где преподавание велось на немецком и русском, но также сильны были английский и французский.

Школа по традиции называлась училищем. В нем было три курса - гимназический (восемь лет), реальный (семь лет) и коммерческий (аттестат не выдавался). Выпускники поступали на статскую или военную службу, в русские и зарубежные университеты. Из знаменитостей реформатское училище закончили историки Пыляев и Лейкин, из последнего выпуска - Павел Ковалевский, чей выпущенный в Париже в 1971 году капитальный на тот момент труд "История русской эмиграции" суммировал ту огромную работу, которую Ковалевский самоотверженно вел в эмиграции. В советское время здание было занято одним из НИИ, а с десяток лет назад туда вновь вернулась школа. В вестибюле школьников встречает латинская надпись "Non scholae, sed vitae discimus" ("Учиться не для школы, а для жизни").

Сохранилась причудливая лестница, и особенно любопытен зал. Именно в этом зале на одном из вечеров современной музыки, что устраивали в начале ХХ века музыкальные сотрудники журнала "Мир искусств" Нувель и Нурок, шестнадцатилетний Прокофьев впервые выступил на публике как композитор. Его однокашник Николай Мясковский, чьи три романса также включили в программу 18 декабря 1908 года, заболел ("перетрусил"), так что Прокофьев в письме другу подробно описал, "как это было". Романсы слушали вежливо, не больше, а ему, мол, хлопали после каждой пьески и возмущенно шептались. Еще бы - забойные "Порыв", "Отчаяние" и "Наваждение" заводят публику и спустя сто лет, а тогда "сумбурные пробы пера" возмутили декадентством одних рецензентов, а других восхитили необузданностью фантазии и экстравагантным модернизмом "почище французов". Критики сошлись в одном: "за черновыми набросками можно найти проблески некоторого таланта". А.П.

Училище при реформатских церквях. 1912 г.