Такой сбор колоссов в России был ведь только однажды - в конкурсе на Дворец Советов в Москве в 1931 году. Жан Нувель - лицо французской архитектуры, в Париже три его шедевра: Институт арабского мира, Фонд Картье, новый музей цивилизаций на Кэ Бранли, в Барселоне радужно сияет и переливается небоскреб "Торре Агбар"… Даниэль Либескинд - автор эпохального Еврейского музея в Берлине, победитель конкурса на WTC в Нью-Йорке. Рэм Кулхаас - гуру интеллектуалов, автор модной архитектурной (и не только) книги конца века - "S, M, L, XL", построил библиотеку в Сиэтле, Концертный зал в Порто, выводит гигантскую разломанную арку Китайского радио в Пекине. Херцог и де Мерон - это не только "Тейт Модерн" в Лондоне, но и новый этап в отношении материалов в архитектуре в целом, чего только и где только они не наизобретали. Массимилиано Фуксас всю жизнь без устали экспериментирует, его необъятная ярмарка в Милане стала хитом прошлого года в Европе. RMJM - несколько из другого ряда, но, впрочем, из самых мощных строительных корпораций в мире, строят везде. Почти все они создали для конкурса вполне качественные проекты - было из чего выбрать. Небоскреб крайне занятная штука. Как ни ругай, ни ломай, но нет более захватывающей задачи для архитектора, чем небоскреб. Каждый из великих мечтает построить неистовую вертикаль. Тем более если это шанс занозить небо в историческом городе, разворошить тихую жизнь и дать толчок мощнейшей силы.

Жан Нувель скрыл высотки за стеклянной ширмой

Жан Нувель создал изысканный ответ месту. Если строишь за Невой, позади Смольного и собственно позади центра, то можно превратить новый ансамбль в своего рода hommage, приношение другой архитектуре. Нувель апеллировал к историческим силуэтам - вертикалям Петропавловки, Адмиралтейства, Смольного, тем осям, что спасали невскую равнину от монотонности. Он выстроил в ряд пять высоток разной высоты, с вершиной в центре, чьи очертания намекали на петербургские шпили. А перед ними поставил головокружительно необъятную прозрачную ширму. Это, собственно, его фирменный прием, в свое время найденный в Фонде Картье в Париже и сделавший его знаменитым. Солнце, после полудня пройдя Большеохтинский мост, сияло бы на Охте отраженным светом. Вечером в этом хрустальном экране отражался бы Смольный, а утром сквозь него манили фантомы бизнеса. Это был крайне разумный хай-тек, модернистско-классическая схема отличалась чистотой конструкции и логической волей.

Загогулина Либескинда называлась «Ворота в Балтику»

Другой великий, Даниэль Либескинд, едва ли не впервые в своей карьере избежал разломано-трагической и болевой интонации. Угадать в его проекте автора Еврейского музея в Берлине, буквально схватывающего и переламывающего зрителя, было очень сложно. Над Охтой он предлагал поставить гигантскую "съехавшую" арку точеных очертаний. Это была собственно даже не арка, а шаг с "разъехавшимися", но крепко балансирующими опорами. Тогда город замыкался бы памятником с сильными ракурсами ломаных очертаний.

Херцог и де Мерон закрутили газпромовские трубы в тугой жгут

От швейцарцев Жака Херцога и Пьера де Мерона особенно многого ждали, за последние десять лет они стали самыми модными архитекторами, и устроители конкурса "продавили" их участие.

Херцог и де Мерон изменили лицо современной архитектуры - у нее появилась кожа - немыслимой красоты оболочки театра танца Лабана в Лондоне, бутика "Прада" в Токио, музея де Янг в Сан-Франциско. Каждая их постройка демонстрирует одну роскошную ткань за другой. Никто так не обращается с материалом, как они, но небоскребов им строить еще не доводилось. Их высотка - переплетающиеся щупальца осьминога, уходящие в серые облака, - была интересна как скульптура или объект. Увлекательно было вникать, как и из чего предполагалось бы эти щупальца вырастить. У такого смелого решения есть предшественники, в частности похожий проект был сделан в 2002 году для конкурса на WTC группой NOX (голландский архитектор Ларс Спуйбрук), сама идея нитей-канатов была запущена Фраем Отто в начале1970-х. Но для 300 метров форма должна удержать пространство или умело с ним обращаться - такому небоскребу, как у Херцога и де Мерона, нужен более слабый в смысле структуры город, дробный и экспериментальный.

Фуксас спроектировал самую высокую башню в 400 метров, и не одну, а две

Проект Массимилиано Фуксаса был близок швейцарскому. Архитектор в последнее время увлечен органикой, пузырями и волнениями на мелкой зыби, но что в полуторакилометровой плоскости миланской ярмарки хорошо, то для Петербурга вяло. Его высотки выглядели как странноватые, потерянные полипы на ровной поверхности. Опять же занимательно смотреть в проекте, но потонет в реальности.

Архитектон Рэма Кулхааса многие восприняли как шутку

А вот некоторых Россия все же портит. Так, Рэм Кулхаас года три развлекался схемками и диаграммками для реконструкции Генштаба, из чего, правда, ничего, кроме брошюр и статей, не получилось. И тут тоже пошел по проторенному пути: его небоскреб выглядел не проектом реального здания, а голым концептом: схемы, разложения и складывания элементов. Кулхаасу, конечно, часто удается заменять здания словами, но посетитель выставки ждал осязаемости. Или надо любить архитектуру просто как современное искусство - идея больше возможного. Был, однако, предложен и самый четкий путь - ясный и простой, под заказ. Газпром - сила, оттого его знак - снаряд, ракета. Английская фирма RMJM так и поступила. Если в Москве всем нравятся такие простые и ясные формы, то надо и здесь поставить такое же, чего мудрить. Большой снаряд со стальными гранями. Увесисто и мощно. Сияет, блестит, богато, современно. Тут как раз и видна разница между архитектурой - искусством обращаться с формой и пространством и строительством - незамысловатой, угождающей заказчику функцией.

Архитектура как одежка - когда средства позволяют, она превращается в индикатор самосознания. Газпром проверил себя на публике и своим выбором многое прояснил - иллюзий стало меньше. Построят этот небоскреб или нет, вопрос открытый. Но любой опыт позитивен, архитектурные скандалы вещь нормальная. Алексей Лепорк

Обелиск-свеча RMJM напоминает логотип Газпрома