Когда говорят "архитектурный ансамбль", подразумевают обычно нечто старинное и классическое, вроде Дворцовой или Исаакиевской площади: храмы, монументы, парадный облик, в центре - конная статуя или колонна. Разглядеть ансамбль в кварталах, возникших сравнительно недавно, куда трудней, особенно если нет там ни дворцов, ни соборов, нет и площади, а улица - крупная транспортная магистраль - может быть ансамблем таким проигнорирована, он через нее в случайном месте перешагнет и уйдет куда-то в сторону. Так получилось на Каменноостровском проспекте у ДК имени Ленсовета. Ансамбль здесь образуют дома, построенные в разные годы, но объединенные одним цветом - серым.

Помню, лет двадцать назад один человек, крепко невзлюбивший - как многие тогда - советскую власть и все, что с ней связано, произнес у дома Ленсовета на Карповке гневную речь о том, как гнетет его "эта серость" нашей жизни. При этом он показывал на стоявшие вокруг дома: ДК имени Ленсовета, Дом мод, дома 39 и 41 - все действительно темно-серого цвета. Вскоре этот человек уехал в иные края, не дождавшись перемен в облике города, - а зря, ведь не так давно вид берегов Карповки утратил советское единообразие: серый ансамбль нарушен здоровенным домом 10 легкомысленно желтого цвета.

Но в самом деле, откуда здесь столь высокая концентрация не самого подходящего для нашей погоды и природы - и без того изобилующей оттенками серого - цвета? Кажется, нигде в Петербурге ничего подобного не было и нет. И едва ли в этом виноват режим с его уравниловкой. Идеологическое значение данного места ничтожно, это ведь не центр местной, тем более городской власти. И вообще, устойчивое определение "серые сталинские здания" на самом деле не имеет под собой исторической основы. Каким бы мы ни представляли себе Ленинград тех лет, ясно одно: серым он не был. В сталинской архитектуре преобладал, наверное, желтый цвет - от почти зеленого до бежевого - не обязательно в соче тании с белым, как когда-то в начале XIX века. Что до памятников конструктивизма, то в них наряду с желтым и бежевым встречается также красный, обычно эти цвета немного темней, нежели в сталинских домах. Хрущевские постройки могли быть серыми, но лишь вследствие использования бетона, силикатного кирпича и всяких экспериментальных покрытий фасадов.

Тем не менее единственное здание в нашем ансамбле, цвет которого - порождение естественного облицовочного материала (мрамора), - дом Бухарского эмира, и он чуть ли не самый в этом месте светлый! Однако построен он еще до революции и по назначению своему - роскошный дворец восточного вассала русского царя - кажется бесконечно далеким от советских стандартов. Самое время вспомнить, что настоящими творцами сталинской архитектуры были вовсе не руководители партии и правительства, но зодчие - в основном дореволюционной выучки, начинавшие работать в годы, когда о революции и последующем строительстве социализма еще никто из них не знал. Этот район содержит немало убедительных примеров преемственности в русском советском зодчестве. Так, скажем, фасад того же дома эмира был завершен лишь в конце 1940-х, то есть много лет спустя после смерти и заказчика, и зодчего.

Тридцать лет недостроенный дом Вайтенса выглядел как городской курьез

Столь же необычна судьба дома 39 по проспекту, тридцать лет простоявшего без фасада, точнее, без верхних четырех этажей, почему-то возведенных только со двора. Архитектор Андрей Вайтенс, по существу, всю жизнь строил один этот дом, но так и не дожил до окончания работ, дом достроили его сыновья, тоже после войны. И кто теперь помнит об этом, кто вообще может заметить разновременный характер отдельных частей на редкость цельного дома? Подобным же образом до конца своих дней ратовал за достройку башни ДК имени Ленсовета один из авторов его проекта - Евгений Левинсон. Утверждал, что без пятидесятиметровой доминанты и здание, и примыкающие к нему городские пространства выглядят убого и нелепо. Не вышло. Зато все эти годы Левинсон то и дело возвращался к нашему ансамблю, став, по сути, его главным творцом.

Классические лица не теряют спокойного величия и в цементном исполнении

Сначала ДК и через реку от него дом Ленсовета. Потом - непостроенный 2-й дом Ленсовета на площади возле ДК, после войны - стройтрест Главленинградстроя (дом 40 по Каменноостровскому с магазином "Политическая книга" внизу), возведенный, как и соседний ДК, с отступом от красной линии, и под конец жизни - выходящий торцом на площадь Льва Толстого Дом мод и новый фасад дома 41, в полукруглой витрине первого этажа которого несложно увидеть перекличку с созданным в начале творческого пути домом на Карповке. И все это, как и дома в начале Левашовского проспекта, рядом с домом Бухарского эмира, созданные выдающимся мастером монументальных ансамблей Василием Беловым, темно-серого, местами почти черного цвета. Становится понятно, что истоки такого цветового решения следует искать в дореволюционной архитектуре, когда в пестрой картине строительства доходных домов на Петроградской нет-нет да и проявлялась более или менее отчетливо "серая" тема. Несколько таких домов украшают последний участок Большого - два из них возвел зодчий Андрей Белогруд, участвовавший также в строительстве "Спортинг-паласа" на Каменноостровском, от которого ДК имени Ленсовета (промкооперации) достался не только участок и коробка главного зала, но и… цвет. Создается впечатление, что на этом участке встретились те две или три эпохи, в которые серый цвет на короткое время получил у нас некоторое (все равно ограниченное) распространение.

Сначала перед Первой мировой, затем в начале 1930-х, может быть, еще после войны. И важней всего здесь, конечно же, первый период - архитектура предреволюционных лет, ведь именно тогда этот цвет вообще в первый раз у нас появился. Возможно, все началось еще с северного модерна (дом Алексея Бубыря на Стремянной), но по-настоящему распространению серых фасадов способствовал новый стиль 1910-х годов, неоклассицизм.

Серость ДК имени Ленсовета разбавляют пестрые рекламные щиты

Вот когда у нас появились дома почти черного цвета, словно бы обуглившиеся при пожаре: Невский, 13, Крюков канал, 14. Либо просто серые, но все равно мрачные. Иногда их отделывали особым сердобольским гранитом (добывавшимся в окрестностях Сердоболя - Сортавалы), который теперь предпочитали привычному темно-коричневому, но чаще использовали более дешевое решение - цементную штукатурку, имитировавшую такой камень. При этом основной причиной было, как говорили тогда, желание уйти от "бутафорской" светлой штукатурки XIX века, равно как и от фактурной пестроты модерна. Все это не мешало поборникам нового стиля всячески превозносить памятники русского классицизма, ратовать, в частности, за восстановление их исторической (светлой!) окраски, выступать против искажения старых ансамблей новейшим строительством. Но что имели в виду, когда говорили о сохранении целостного облика застройки?

Крупнейший поборник нового стиля, критик Георгий Лукомский всякий раз при оценке новых включений в ткань старых районов обнаруживал настоящий дальтонизм: самый очевидный критерий соответствия контексту - цвет - он упорно не замечал. Так, дом Вавельберга (Невский, 13) хорош, Этнографический музей безусловно плох, а новый читальный зал Публичной библиотеки плох, но вовсе не своим серым цветом, а по каким-то иным, более тонким причинам. Да, вот он дух эпохи в действии: вопреки всем разговорам о возрождении русского классицизма, новаторский цвет, открытый северным модерном, принимается как безусловное достижение.



Сложно сказать, отчего под занавес конструктивизма в Ленинграде вновь появились дома серого цвета (проспект Майорова, 44-46, - тоже Левинсон; Суворовский, 50) - появились с тем, чтобы вскоре исчезнуть, не сыграв большой роли в формировании советских кварталов. Нигде, кроме как в этом месте!

Похоже, тогда, в 1930-е, возвращение к дореволюционным ценностям - выраженное также в появлении элитных жилых домов, которые осторожно называли "для специалистов", - началось с серого цвета (вовсе не советского!), в нем видели чуть ли не залог монументальности и архитектурной гармонии и, не решаясь еще вновь использовать колонны, классический орнамент, традиционную скульптуру, вспомнили сначала о штукатурке под серый камень. Отчего тогда так быстро серый цвет вышел из моды, тоже не вполне понятно. И все-таки "просветление" сталинской архитектуры кажется правильным решением, хотя мы и не знаем, кто конкретно его принял.

Коррекция силуэта Башня дома, построенного архитектором Вильгельмом Ван дер Гюхтом, - одна из последних утрат в силуэте Петроградской стороны. Но далеко не первая. Так было не раз: сначала бесхозная надстройка при невыясненных обстоятельствах вспыхивает как факел, затем несколько месяцев торчит над домом обугленной головешкой и наконец исчезает вовсе. Здание становится ниже и теряет, быть может, самую характерную деталь. Как заметил один исследователь, "вот на Западе дома либо вовсе сносят, либо уж охраняют и берегут"… Занятно, что в доме на другой стороне площади (Каменноостровский, 31-33) одна из двух башенок свой "барочный" купол утратила давным-давно, другая - сравнительно недавно. Неужели кто-то проявил заботу о симметрии?

Тот же Левинсон в лучших своих творениях (с Игорем Фоминым и без) отказывается от прежних цветовых решений - вспомним дом на Петровской набережной, а позднее вокзал в Пушкине. Но, возвращаясь на Каменноостровский проспект, зодчий вновь вспоминает про серый цвет. Почему? Вероятно, уместно говорить о контекстном подходе, характерном для послевоенного строительства. Тогда в центре города новые дома старались вписать в классические ансамбли. На Петроградской стороне демонстрировали уважение к строителям начала века, многих из которых уже не было в живых. Их творения, найденные ими образы и формы уже воспринимались в 1940-х - начале 1950-х как часть петербургской традиции. Ансамбль на Карповке - своего рода кульминация серого в архитектуре нашего города XX столетия - может показаться не вполне удачным экспериментом. Но, как исключительно своеобразный ансамбль, он нуждается в защите от безвкусных вторжений - как и любой другой масштабный архитектурный комплекс, который всегда так легко разрушить.