Советское здание возле старых Андреевских рядов на углу Большого проспекта и 5-й линии раньше было подлинным храмом торговли. При входе умилишься дородной деве, несущей на плече корзину, полную плодов. Но, опустив глаза долу, наткнешься на яшмовые лужи, в которых
покоятся сочащиеся почерневшие бочки с соленьями. Весь притвор был отдан низшему царству корнеплодов. В 1990-е здесь еще не пестрели лиловые кочаны капусты и апельсиновые тыквы, лишь маринованный чеснок и стебли черемши разнообразили унылые прилавки. Там, где в храме должно быть алтарю, за решеткой прятались однорукие бандиты и несколько автоматов для детей: «Меткий стрелок», «Питон», «Ралли». В мясном отделе вместо мраморной телятины на пожелтевшем мраморе прилавков виднелись бурые разводы и свежие алые капли крови. В хирургических эмалированных лотках скупо были рассыпаны телячьи глаза, куриные лапки, кровавые лоскутки, происхождение которых не определил бы и самый догадливый покупатель. Поистине адский уголок, где над озадаченной хозяйкой глумилась покоящаяся на прилавке желтая свиная голова.
6-я линия от Андреевских рядов чуть ли не до набережной представляла собой диковинный толкучий рынок, напоминающий и полотна Босха, кишащие чудовищами, и гротескные, но уютные кабачки голландских живописцев. Посередине торговых рядов, напротив детского сада, воспитанники которого с интересом наблюдали за происходящим, располагалась пивная будка. На потемневшем асфальте, источавшем кислый дух, нетерпеливо переминались жаждущие освежиться либо унести с собой некоторое количество пива в бидоне, банке, а то и в пакете. Некоторые, утомившись в очереди, устраивались прилечь.
Вокруг ларька шла оживленная торговля. Не то чтобы кому-то хотелось поторговаться – едва ли прохожего, рискнувшего пройти не 7-й линией,
а Андреевскими рядами, могли заинтересовать ржавые гвозди, негодные элементы питания или фотографии тигрят и пуделей в алюминиевых рамках, – но отчего-то было невероятно живо. Словно покровитель торговли Гермес пинал своими сандалиями людей, заставляя их выставлять на торг старые подушки, инструмент или вовсе негодный сор. Подле сомнительного товара, таившего в себе тараканьи яйца, какие-то предприниматели бойко сбывали пирожные «Птичье молоко» – нежнейшее суфле, украшенное лимонного цвета цветочками.
|
|
Удачные сделки все же случались: ушлый горожанин, сумевший отыскать жемчужину среди сора, мог с легкостью выменять ее за пару бутылок водки. Отчего же непьющему человеку, располагающему талонами на спиртное, не отдать их за новенькую венгерскую куртку?
7-я линия – противоположность купеческой 6-й. На ее грубость и хмель с другой стороны взирали старые домики, дышащие уютом и семейственностью. Аскетичный «Дом академиков» на набережной – отщепенец: обращен окнами к Неве и живет чем-то другим, как будто его бывший жилец путешественник Миклухо-Маклай передал ему мятежный дух странствий. Следующий дом, на углу переулка, удивлял запахом пригоревшей овсянки. Заглянув в окна, можно было опознать кухню детского сада, узрев расплывающиеся в чаду алюминиевые кастрюли с написанными алой краской словами «суп» или «компот». Детсадов на линии целых три. Ближайший – через четыре дома, в его замкнутом дворе, под массивным тополем, коротали часы прогулки дети негоциантов с 6-й линии.
Хаосу рынка здесь противостояли по-мещански уютные и строгие магазины. Булочная с лоснящимися деревянными стеллажами и вилками, позволяющими проверить мягкость хлеба, или молочный магазин на углу Большого проспекта. Советская постройка с вывеской голубого неона на крыше поражала интерьером: покупатели дробились в облицованных зеркальной плиткой колоннах, зеркальным был и потолок. В любое время года здесь можно было наткнуться на уборщицу, тщетно гонявшую по мраморному полу молочные лужи, похожие на нежнейший кофе, который давали на завтрак в соседнем детском саду. Покой жилищ на 7-й линии охранял строжайший немец-педант – высокий доходный дом с башней, на первом этаже которого разместилась аптека доктора Пеля и сыновей с вычурным интерьером, тоже не лишенным мещанского уюта. Сегодня Андреевские ряды заполняют залитые ядовитым светом просторные магазины, предлагающие пеструю, но безликую одежду и столь же пестрые, но безликие книги. Никто и не вспомнит таившиеся в затхлых, замусоренных галереях пункты приема стеклотары, магазины-салоны или популярный у владельцев кошек
рыбный магазин. На смену рюмочным, где можно было услышать гитару и надрывное чтение стихов, пришли кабачки с неоновыми вывесками, у которых вечерами покуривают компании молодых людей в белых рубашках, заправленных в брюки. А там, где в прежние времена приходилось продираться сквозь грязь, лужи и расстеленный на сыром картоне товар, ныне щеголяют карликовые пудели.
|
